Сибирские огни, 1929, № 4

Он с минуту молчит и смеется, но слова так и рвутся, так, и горят на, его бес­ кровных губах. — Если вы насчет Ладолкиной,— то она... наверное... сама... — По согласованию с профсоюзом!..— предупреждает Софья Павловна и густо краснеет: — А-а— улыбается Невзоров, свинцовый блеск появляется в его глазах. — Так, гражданин... кажется, Подобедов?.. Как же вы? А?.. Мы ведь вас ждем... Пол никак не проваливается под Павлом Павловичем, хоть и жмет на половицы . ого нога. И как выскочило у него это глу'поз «не может быть!»? «Ха! Не может быть!». Да, разве он так хотел оказать! Но разве то, что он хотел—-скажешь? — Я собственно не, возражал... Но мне казалось, что товарищ Фофончиков все же— 'коммунист... доверительное лицо советской власти... Впрочем, может быть я, как и все... ошибаюсь... ... Ах, как дьявольски блещут, как издевательски хохочут, измываются круглые ■невзоровские очки!.. Неожиданно на щеку Матвея Александровича выползает маленькая с самую ма­ ленькую горошинку капля... Люди из кабинета выходят скользящей походкой. Мимо стола Павла Павловича они мелькают, как тени. Впрочем, некоторые, наиболее ответственные, останавливаются здесь и смотрят на стол задумчивыми, усталыми глазами. Павел Павлович сидит груз­ ный, разопревший и лысая, нотная голова его подперта ладонью. Он смотрит через стол, через канцелярию, сквозь людей, куда-то в окно и видит там... Кто его знает, что ви­ дах! Губы у него изредка подергиваются. Ответственные косятся на них и проходят дальше, унося с собой благоговейный шопот: — Единственный из нас, осмелившийся возразить!.. Павел Павлович Подобедов! А!.. Единственный!.. Последним выходит из кабинета товарищ Фофончиков и тоже, толчками, боком, зигзагами подходит к столу. — Оба мы... видно... того-с... не дооценивали друг друга,— басит -он, протягивая Павлу Павловичу пухлую руку ладонью вниз. Подобедов молча 'берет руку, сильно трясет ее, слушает, смотрит Фофончикову, как прежде, в рот. — Да... Мы оба,— гудит тот,— и Софочка— запомним... хоть вы и того... зря насчет нее... Но... все-таки вы— один, истинно-преданный человек. Я так и раньше говорил: Мы, мол, с Пал Палычем Ссоримся только, чтобы крепче помириться... «Никогда ты этого не говорил, бочка!». — Та-ак вот и получилось... да!.. Ну, что вы скажете насчет... того... этого... рыжего!. Он чиркает глазами на кабинет, лицо его багровеет и будто двоится. Глаза уходят в мяео щек, нос сопит. Павел Павлович вежливо склонил голову, чувствуя сзади себя крадущихся, что­ бы послушать беседу,— ответственных людей. — Да. Я зря сказал Невзорову насчет родства. Каюсь, грешник? Надо было... — А?— не расслышал Фофончиков. — Я говорю, что сокращенье... — Не поминайте, батенька., про сокращенье!— зашипел кто-то сзади.— Как будто мы— Москва. В Москве надо сокращать. Там, истинно, штат раздут. А мы и так 24 часа работаем. Ох, что будет?..