Сибирские огни, 1929, № 4
Павел Павлович схватывает себя за голову, ладонь его покрывается потом. Он кричит, или думает, что кричит: — Матвей Александрович! Я перестану. Я не хочу, чтобы меня дернули... Дальше было все так, как предсказывал Димка. Софья Павловна обошла всех приглашенных к новому начальству и каждому дала расписаться в самом описке. К Павлу Павловичу Подобедову она не подошла. Даже не взглянула на него, когда возвращалась к своему столу. В списке фамилии Павла Павловича не упоминалась, его, старшего бухгалтера, не пригласили в кабинет, в нем видимо, не нуждались. Сотрудники, один за другим, окрылись за широкой, отделанной под красный дуб, дверью. В канцелярии стало тихо, окучно, пусто без солидных ответственных людей. Одни портфели, раскрывши рты, безмятежно отдыхали на столах да в самом конце зала жались машинистки и регастратор с рассыльным. По невежеству своему эти люди даже не понимали всей глубины нанесенного Подобедову оскорбления, хотя смотрели на него удивленно и перешептывались между собой. Пугающе одиноко сутулился Павел Павлович среди опустевших, добротных.письменных столов, ореди гор папок, гроссбухов и подшивок. А после эти же люди будут выражать ему сожаление, жать руку и особенно будет стараться Фофончиков. Брр!.. Павел Павлович недружелюбно покосился на широкую красную дверь. Она была, безнадежно плотно прикрыта. Прошло с полчаса. Павел Павлович уже не мог работать. Мучил вопрос: как отомстить Фофончикову, который учинил эту пакостную историю со списком. А что эго именно он учинил,— Павел Павлович не сомневался. Рассеянно он перебирал в голове события вчерашнего дня. Рука его, шевеля толстым,. коротким пальцем в серебряном кольце, лежала на костяшках счет. Да!.. Новый директор, тон. Невзоров, должно быта, плохой человек... И вдруг мимо Подобедова, серым встрепанным волченком, шмыгнул рассыльный мальчишка Монька. Он пробежал молча, подпрыгивая на одной ноге, кривляясь, к ши роким дверям директорского 'Кабинета. Павлу Павловичу не, понравилось это и покоробило его. А потом еще вспомнилось, как тот давеча нагрубил ему:— Вас, говорит, теперь слушать необязательно. Не зано ситесь!.. Ах, ты негодный мальчишка!— взбуровил яростью Подобедов. Одно Монькино движение особенно заставило Павла Павловича насторожиться: мальчик положил на дверную окобу вымазанные фиолетовыми чернилами пальцы и осторожно надавил на дверь. — Послушать бы!.. Поди интересно,— сказал он мирным тоном, не замечая, как изумление и обида быстро набухают в окаменевших бухгалтеровых глазах. — А выгонят,— сам уйду... Я не годный!.. Смешная востроносая рожица с медлительной важностью отвернулась. И вот Павел Павлович увидел: как просто, обычно, буднично, как оскорбительно просто все, казавшееся невозможным, произошло. Монька. нажал скобу и дверь перед ним открылась,— та самая дверь, которая вела в запрещенный, запертый кабинет.— Открылась и не успел бухгалтер рта открыть, как смелый постреленок пробрался в образовавшийся проход. Павел Павлович не верил глазам своим: — Выгонят его подлеца! Обязательно должны выгнать!.. Он ждал, считая в уме и злясь на себя за это: раз... два... Нет Моньку не выго няли... три... четыре... Нет! Не выгоняя.'., пять... шесть...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2