Сибирские огни, 1929, № 4
Он поднял от кушетки, где лежал, голову с намерением вытряхнуть из нее не нужные мысли... И опять преображенный вещами вид квартиры поразил его да напуга ла ветка тополя, внезапно постучавшая в окно. Вещи молчали. Особенно враждебно вел себя гардероб, занявший весь угол комнаты и отбросивший на стену огромную черную тень. Там ничего не было видно, лишь тускло поблескивали шары варшавянки да в зеркале на дверке мигали неизвест ного происхождения «гни. Павел Павлович втянул голову в плечи и, воровато отвернувшись от вещей,-— перекрестился... «Сохрани, господи, в тресте яа должности помбуха ра'ба твоего Павла!..». Успокоение и теплая дрема начали овладевать им. Но вот неугомонная мысль чаять, словно молнией, осветила загустевший мрак; он подумал: пройдет дня дваг-три н все будут говорить про него: «Слышали вы о помбухе Подобедове? Еще который за рабочего' себя выдавал?.. Ведь сократили!». — И провалится тогда твоя жизнь, Подобедов. И Верочка,, и гардероб провалятся. I! не найдешь ты места себе под солнцем. — За что?— «просил он сам себя. И никто не ответил ему. Зло скрипнув зубами, Подобедов встал. — А я таки надую! Вот ей-йогу надую! Честное слово, надую... Не верите?.. Вот возьму и весь мир обману. Ha-те, мол!.. А? Подскочил к выключателю и пустил ток. Комната осветилась. Все установилось на свои обычные места. Вещи выглядели весело и своей свежестью ласкали взор. Павлу Павловичу вдруг стало жаль своего не давнего страха... «Капризна и неизведанна душа человеческая!»—мудро поднял он палец и. за грустил:— И умный вот человек, и сократят... Какое пакостное, ползучее слово!.. 0о-кра... На другой день Павел Павлович пришел на службу с бледным иссосанным бес сонницей лицом и беспокойной мыслью: «Знают о вчерашних покупках в тресте! Или так пройдет?». Димка упорно не показывался ему на глаза. «Нашкодил языком, падла! Успел!..»—подумал про него Подо-бедов. — А сократят такого— воздух чище. Сомнительный элемент!— обожгла уши орошенная Софьей Павловной злая фраза. «Сама-то ты не сомнительная— полковничья подстилка!..». Надежда слабая, сладкая, маленькая надежда, что список исправили— потухла. С горечью и тревогой он отошел от доски объявлений, где висел тот же список. Там не «казалось ни одной заглавной П., кроме инициалов Софьи Павловны. И тогда начался взрыв... Павел Павлович, скорбно и гордо запрокинув голову, сел к своему столу, не ска зав злобной, мерзкой женщине ни слова. Цифры, которые надо было множить и делить на арифмометре,— прыгали, укоризненно вертели хвостиками и убегали от глаз. Рука слишком сильно дернула за рычаг. Раздался треск. Рычаг больше не двигался. Ариф мометр встал. «Засадил! Эх, засадил!.. Вот и засадил...». Краска смущения хлынула 8 лицо. «А может быть это не я! Может быть мне подвох устроили!». Каждый был занят своим делом. В сердце накипала злость. — Монька!— гаркнул он стоявшему у входных дверей рассыльному.— Механи ка, живо!.. Арифмометр испортился...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2