Сибирские огни, 1929, № 4

своя сплошь выпачканные брюки и, чтоб очистить их,—поднял руку, вооруженную Диминым листком. — Что ты ! Что ты !— в страхе удержал его Димка.— 'Ведь по этому списку Со­ фочка Ладонкина завтра людей будет к Невзорову приглашать. Ах ты, 'боже мой! Какая неосторожность!.. Ты есго порвал во многих местах! — Ну-ну?— уставился на листок Подобедов и давешние слова Димки насчет сокращения— вновь как^бы прозвенели в его ушах. На этот раз он до конца прочув­ ствовал угрозу списка и в горле его пересохло. — ... К 12 часам— прочитал юи,—пригласить в 'Кабинет: М. А. Фофончиюова, Д. Заревского, С. П. Ладонкину... и так далее,— все знакомые ответственные фамилии треста. Одной ответственной фамилии среди них не 'было. Это 'была та самая фамилия, которую Павел Павлович особенно тщательно искал,—искал и чувствовал, как уползает из-под его ног улица, гаснет свет и солнце. Он еще и еще ра-з вчитывался в исполнившийся теперь огромным смыслом листок. Нет! Товарищ Невзоров— 'действительно предубежденный против Павла Павло­ вича человек, коли послушался фофончякова. Какой позор! Его, ответственного, не пригласить, когда вое... все... даже Димка удостоен... «Ух, господи! А я-то по магази­ нам езжу!..». — Про что я тебе и толковал, Павлыч!— где-то рядом, глухо, точно из банки гудел Димка. Подобедов озлобленно отмахнулся от него: мол, не зуди... Сзади послышался скрип, тпруканье и голос Миньки выкрикнул охапку о'брадованных, ненужных теперь слов: — Никого не расшиб, Павлыч! Малость лак рази с гардероба подрал да фанер приотстал. Мазнешь раз два клеем. Ну ж страху я за тебя принял!.. Жив, думаю, ие будет, коли зеркало расшибу!.. ...Павел Павлович тусклыми, пустыми глазами посмотрел на Димку, потом на возчика, и, ничего не «казав, неуклюже цепляясь за половик, полез на телегу. Нарадовавшись, налюбовавшись пробретениями, Вера Борисовна отправила!'!, донашивать свою радость в кино. Там шел Гарри Пиль, ее душка, божество. «Не пой­ ду!»— наотрез отказался сопровождать жену хранивший мрачное, раздумье Подобедов. И скоро раскаялся, что остался в квартире на вечер один. Новые вещи не веселили его. Он почти с ненавистью смотрел на. гардероб, со­ жалея, что тот не разбился, и Вера Борисовна не имеет причины 'грустить. «Боже! Боже! Если б она знала, что готовится, что предстоит ее мужу? Неужели она и тогда пошла бы в кино!». В комнате уже -оседал сумрак, а вещи все еще поблескивали све­ женькой своей лакировкой, и странно—баззаботный, великолепный вид вещей возмущал Павла Павловича. Будто они смеялись над его тяжелым раздумьем. — Им что, а вот мне-то...— подумал Подо-бедов, сразу же и обругав себя за т кую наивную мысль:— Будто мертвая материя понимать что может!.. Слово «мертвая» упало на него холодной каплей. Он не любил таких слов. А су­ мрак густел. Делалось жутко от кичливого поблескивания вещей. Будто спала с них какая-то вуаль и рассмотрелось то, что ранее нельзя было видеть. «И почему это устрое­ но все так... непонятно?— пришла вдруг в голову, никогда ранее не приходившая, мысль; устроено так, как Павлу Павловичу явно не нравилось... Ну, зачем этот список? Почему— фофончиков?.. Невзоров?.. И вообще— зачем это все?»... И вот чувствует Павел Павлович: колеблется под ним шар земной... «Тьфу ты, чорт!.. Нет, эта философия—прескверная вещь!..».