Сибирские огни, 1929, № 4

— Навожденье дьявольское нашло, старички. Не иначе, как он, коммунист, напустил на меня такое. Бурное было собрание. Ячейка, братец ты мой, как один. Солдаток попу при­ помнили, высмеяли так, что он не выдержал— сбежал. Рта теперь раскрыть ему не даем. Ячейка у нас пока еще очень маленькая, всего только четыре человека, анке­ ты их тебе к сему прилагаю, в них довольно подробно о каждом сказано. Пишу тебе так несвязно потому, что с одной стороны некогда на слово лоск наводить, а с другой— в зобу у меня от этой «первой борозды» радостное чириканье происходит. Р а с с л о е н ь и ц е , братец ты мой, и здесь теперь такое— ну, не деревня, а позиция. Знаешь, пожалуй, ты прав, что сидит во мне прирожденный «взрыватель». Верно, Бычок. В Черновушке же я, как мне сдается, на месте. Через два-три месяца, как только бородатые пообомнутея, а мои «ребятишки» приокрепнут, не усижу, дерну-ка я вновь куда-либо на «удар». Ну, будет. Расписался я сегодня, а кончать надо, керосин выгорел, фитиль воняет. Граммофон и пластинки к нему— получили. Если бы ты знал, какую службу он сослужил нам и как его встретила молодежь! Газеты же твои почти не доходят, накрути кому следует. Смету на школу и наши соображения по этому вопросу пришлем со следую­ щим попутчиком, перешли в Уоно. Твой Орефий Зурнин. Кержачки-то меня вначале убить хотели, да струсили. О. 3.». Ю _ Ц _ 2 6 . АВТОЛ ПЕЖИН Высокие крутолобые пятистенники и подсадистые крестовики, срубленные из вековечных листвяжных бревен, обнесенные саженными заборами из пихтового кругляка, казались Зурнину враждебно насторожившимися крепостями. И эта враждебность подогревала его. Тряхнуть бы так, чтобы по всем швам расползлись крепкие крестовики и пя­ тистенники. Но они стоят, вросшие в землю, и смотрят на него злобные, нахмурен­ ные, почерневшие от времени, подернутые свинцовой коркой смолы. Каждый на от- мете и каждый отгорожен саженным забором. — Не отсюда ли у кержачья такая замкнутость и тяга к глухим заимкам и пасекам. Деревней и то тяготятся: «На миру жить— бесу служить». Зурнин повернул к воротам Автома Пежина. — Тяаа-тька, к нам камынист!— метнулся от окна черноголовый парненка и, сверкнув пятками, юркнул на полати. Автом торопливо одернул рубаху, торопливо сгреб со стола в мешок отсорти­ рованные для продажи беличьи шкурки. — Убери холст-от,— прошипел он суетившейся в кути бабе. — Доброго здоровья, хозяева. — Проходит-ко, проходит-ко, товарищ Зурнин, в горницу, как назвать, зве- личать не знаю. — Орефий Лукич. — Садись-ко, Орефий Лукич, на лавку вот хучь чё-ли. Креслов-то у нас нет, листвяжны вот кресла-те.— Автом заулыбался, точно опущенными в масло, глазами, поглаживая бурьянную, чуть седеющую бороду.