Сибирские огни, 1929, № 4
Матвей Александрович украдкой, так, чтобы никто не видел, показал Подобедову кулак. Тот осклабился. Город нагонял в этот день небывалый для себя темп. По главной.улице, сумрачно косясь на траурные флаги, медные трубы оркестра, шли иа демонстрацию немногочисленные рабочие коллективы. Пыльные, сю следами трудового дня лица печатников, грузчиков, каменотесов тонули среди шляпок, пекснэ, портфелей, тросточек служилых советских людей. Демонстранты тянулись лентой между двух цепочек взволнованной ребятвы. Взрослые солидные 'Обыватели пробирались по 'Досчатым тротуарам— кучками, парами, в одиночасу. Будоражное слово «война» не сходило с уст. Особенно шумели им перекрестки, где кучки сталкивались, пухли, двоились, как клетки протоплазмы. Услыхав будоражное слово, люди таращились на демонстрацию, вытягивали трубкой губы и шарахались от одной кучки к другой. «Долой гадов, поднявших руку на наших вождей»,— гремел хриплым басом, от которого еще более замирали обывательские серд ца, н а площади громкоговоритель. «Войков! Войко®!— большевик! Убит!». Кто-то панически в тон громкоговорителю .выкрикивал: — Ой, что- же теперь будет, Арсен Арсеньгч! Ведь я вот шгстолечко хлеба не за пас. Хоть бы сухарь черствый... Седобородый, почтенного вида, человек, с радостно вспугнутыми глазами, рас сказывал стайке канцеляристок, смотревших ему в рот: — Я бегу, это... Он летит. Я опять бегу... Он жужжит и летит, и летчик мне наганом в переносье целит... Ах, ты, думаю, прецедент какой! Пропал... И вот чув ствую. Над головой!.. Ну, думаю, все-равно погибать... Сукин ты сын, говорю... — Ну... Милый Гришечка! Ну... Из другой кучки донесся сокрушительный бас: — Усы-то у тебя буденн'о'вокие, а на носу пенснэ.. Куда тебе с золотым пенснэ!.. Не возьмут тебя в добровольцы. — Да, я и не прошусь. Нашел дураков!.. — Токго... — Нет. Все-таки война, имеет свою неожиданную, странную красоту. Вот ежели бывало... — Ммм... бывало... У меня грыжа-то, Нил Нилыч, отсутствует, да и глаза оба видят... А как говорится,— сытый голодного не разумеет... — Это вы к чему? — Да вот насчет красоты неожиданной. Печень сосет от этой красоты. Как за- бгьба^бахает она! Н-ну!.. — Помилуйте! Ведь одно мерное колыхание штыков в походе чего стоит... Конечно... Я говорю не про теперешних... Это што... — Што. А вот што! Говорят, будто в ЦРК... — Ну! — To-есть... Не ну, а пожалуйте, говорят, вам шиш! Вот те и ну К. Опять десятки вытаращенных глаз. Вытянутые, втянутые и закушенные губы, внюхивающиеся в воздух носы... Новые булавки слухов втыкались в потревожен ные умы. :— А вы слышали!.. Говорят будто в город приедет сам... — Ат... какой дурак народ еще у нас есть!— Сказал наблюдавший за кучками милиционер. Павел Павлович улыбнулся. Он толымнчто вышел из сберкассы и бодро смотрел на положение вещей. В его глазах кудрявилась деятельная забота. И негодование— под стиль дня. Он успел нагнать свой ушедший на демонстрацию коллектив и даже нес знамя. В кар мане рука Павла Павловича нащупывала раздобревший бумажник, а ноги чуть-чуть
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2