Сибирские огни, 1929, № 4

Марина повернулась на бок, сорвала кудрявую сиреневую головку кашки и стала откусывать зеленый бархатистый стебелек. — Непременно седни пойду и попроведаю бабку. Прикипела, скажет, ты што-то, дева, к пасеке, больше недели не была и не стыдно. Марина сорвала целый пук травы и уткнулась в прохладную сырость зелени загоревшимся лицом. — А как он медогонку крутит— смех, сам крутит и будто не смотрит*в мою сторону, а чувствую, что смотрит. Хочу, говорит, для артели поработать до упаду. И действительно, когда они и спят только с отцем. — Ма-ри-наа! — А-а-а!— подхватило в горах за Крутишкой. Марина вскочила, оправила смятую юбку и пошла. Рядом с омшанником, у недавно сделанного навеса, золотился на солнце све- жеобтесанными бревнами большой четырехугольный сруб. С топором, в белой длин­ ной стариковской рубахе стоял Станислам Матвеич, а рядом с ним в голубой, с растегнутым воротом Орефий Лукич, и тоже с топором. Орёфий Лукич улыб­ нулся подходившей Марине усталой, но радостной улыбкой и, взмахнув топором, всадил его в бревенчатую мякоть сруба, — Хорошо,— выдохнул он и, смахнув ладонью со лба крупинки пота, сел. Марина улыбнулась ему. — Ты бы, дочка, пополудновать нам с Орефием Лукичем накрыла, отощал я. Марина пошла под навес, открыла дверь омшанника, вынесла оттуда низень­ кий столик, накрыла его синей холстинковой скатертью, перетерла чашки, нало­ жила полную тарелку янтарных сотов. Станислав Матвеич и Орефий Лукич, подкатив к столику короткие обрубки, сели и молча принялись за еду. Зурнин сидел к Марине боком и ей видно было, как он жевал хлеб, как вздрагивали у него мускулы на щеках и на обнаженной загорелой шее. Зурнин чувствовал глаза Марины и не поварачивал головы, словно боялся отпугнуть ее. — Так же вот у меня в Вятской в губернии, в Малмыжском в уезде, под­ мастерье был, на что дюжой да зоркий на работу— страшное дело... — Батя, я в деревню схожу, хлеб на исходе и бабку попроведаю,— прервала рассказ Станислава Матвеича Марина, внимательно наблюдая за лицом Орефия Лу­ кича, Орефий Лукич перестал жевать и повернулся к ней. — А я тебе о чем говорю, давно пора, давно сходить надобно. Марина покраснела и, поднявшись, шагнула в темноту омшанника, — К Герасиму Андреичу вечером дойди, скажи, что на пасеке все благопо­ лучно, взяток ровный, через неделю, бог даст, опять махать будем. Станислав Матвеич вытер подолом рубахи с усов и бороды квасную пену и крошки хлеба, поднялся из-за стола, торопливо перекрестился и, вспомнив во вре­ мя молитвы то, что не досказал Марине, снова заговорил. — Скажи, что сруб мы с Орефием Лукичем кончили, спрашивают мол, как- то у ево там успехи, пошла, нет сенокосилка, не пала ли во вчерашний туман на овес помха? Про все разузнай, дочка, за все гребтится и у меня и у Орефия Лукича, Марина вышла из омшанника, убрала со стола посуду, стряхнула в корзину крошки со скатерти. — Прощайте-ко, завтра к обеду ждите,— не смогла не улыбнуться Орефию Лукичу и тихонько пошла по узенькой натоптанной тропинке, — Непременно смотрит. Оглянуться? Нет.