Сибирские огни, 1929, № 4

— Сколько? Сколько?— стучало в висках, шумело в голове. — Суд идет, прошу встать. Селифон ждал этих слов, но испугался их внезапности. В напряженной ти­ шине зала Селифон увидел «его», в чесучевой рубахе. Откуда-то принесли свечу, он ее поднял и стал читать. Слова его прыгали, как рассыпанный на пол горох, и Се­ лифон никак не мог собрать их воедино. ,— Именем... Российской... Федеративной...— хватал он то одно, то другое из них. — Преступление доказано... предусматривается... сто... тридцать... ой...— схватил он только конец слова,— Приговорил,— оглушающе ворвалось громоздкое, остроугольное.— Заключению... Абалдуева шесть лет... . Больше Селифон ничего не слышал. Перед глазами, словно в вихре, взметну­ лась красная скатерть, которой был накрыт стол. Поплыл из-под ног пол. — Встань! Встань!— крикнул кто-то над ухом Селифону, опустившемуся на скамейку. Селифон медленно приподнялся и опять стал смотреть на мечущее перед гла­ зами желтенькое пламя свечи. — Во внимание первую судимость...— Селифон вытянул голову, насторо­ жился— срок... зак... сократить...— обожгло ухваченной в голосе читавшего осо­ бенной сердечностью. Селифон даже шагнул к столу, но сразу же остановился— трех... лет,— услышал он и в этот же момент словно половина груза свалилась с него. Остальных слов не слышал, слышал только голос читавшего и ему казалось, что он давно когда-то слышал этот гол#с, но где не припомнит. Вышел из этого, на всю жизнь сделавшегося памятным зала, с шумевшей еще головой, но уже успоко­ енный сознанием, что кончилось все, что не надо так мучительно ждать и думать: — А сколько же, сколько? ТГОПЫ К СЕРДЦУ Первым зацвел подснежник. За подснежником рассыпались но горным поля­ нам бледно-розовые кувшинки кандыка. Вслед за кандыком кровавыми шматками пробрызнуди по мягким угорьям Марьины коренья. Пенные, бело-кремовые шапки распустившейся таволожки, как разбушевавшиеся волны, всплеснулись на непри­ ступные высоты оранжево-коричневых облитых солнцем скал. Одна одной ярче, торопливо распускались горные и лесные травы. Кукушкины слезки и синий змее­ головник, вонючая лопушистая маралка и темно-пунцовые кисти копеечника за­ вивались в огромные венки. Июнь исходил приторно-сладкими запахами дикого миндаля, белого и розо­ вого шиповника, мальвы, золотистой под солнцем акации и жимолости. В логах и ущельях, в сплошных куртинах крепкий настой распустившейся черемухи кружил голову, по берегам ключей и реки обдавал парной запах рубиновых головок яр- гольника, саженной медвежьей разлапистой пучки, болиголовника и ядовитой че- мерки. Удушье медвяных запахов, золотой дождь падающих к ульям пчел, словно заблудившаяся в синеве неба одинокая тучка, и этот баюкающий мягкий говор Крутишки кружат голову Марине. Марина лежала на траве, широко размахнув загорелые руки и не то тени от покачивающихся над головой веток березы пробегают по ее лицу, не то отблески потаенных дум. — Вторую неделю на пасеке работает за троих...