Сибирские огни, 1929, № 4

Селифона и Тишку под усиленным конвоем привели вместе с партией пре­ ступников, дела которых разбирались с утра, и посадили в боковую комнату. У дверей и у окон, с улицы, стояли с винтовками молодые красноармейцы. Бледные, заросшие «диким волосом» люди, запертые в комнате, возбужденно ходили из угла в угол. Вызванные на суд торопливо подбегали к двери, некоторые крестились, оставшиеся мучились, томились, прислушиваясь к шуму в «судейской». Селифона и Тишку провели за барьер на «скорбную» скамью. Селифон шел, подняв голову, глядя на сидевших за длинным столом, не замечая устремленных на него сотен любопытных глаз. Председательствующий, полный рыжеватый с бритым лицом, лет тридцати, в чесучевой рубахе. Нарзаседатель один в пиджаке, один в ольдиноровой косоворотке. Оба с лицами серого цвета. Суду все было ясно. Застарелое бытовое явление— убийство с целью грабежа, бесспорная 136-я статья. Но председательствующий задавал привычные вопросы. — Как быстро провернули на этот раз. Хорошо...— довольный окончанием дела думал председательствующий, и это «хорошо» чувствовалось в его лице, в дви­ женьях, в интонации голоса. — Не имеете ли что задать свидетелю?— спрашивал он, поворачивая голову в сторону то одного, то другого нарзаседателя. Ойроты медлительные в движениях и словах давали показания через переводчика. Публика не спускала глаз с туземцев и маленького юркого переводчика, ой­ рота же. — Смотри, смотри, в иолу сморкается. Азия,— услышал Селифон громкий шонот двух старичков, сидевших близко к барьеру. В голове Селифона беспокойно метались обрывки когда-то слышанных фраз и, как заноза застряло в мозгу, непонятно, откуда попавшее слово «курдым». Си­ девшие старички, развязав узелки, стали шелушить испеченные вкрутую яйца. — Как могут они есть.— Курдым— ...подумал Селифон, увидев осторожно жевавших старичков. На вопросы Селифон отвечал тихим, словно подмененным голосом и смотрел юлько на сидевшего в середине. Отвечал коротко. На глаза Селифона словно пленка накатилась и все у него сливалось в одну длинную шевелящуюся шеренгу. В этой шеренге он только чутьем определял того, сидевшего за столом по середине. От волнения и духоты непривычно кружилась голова. В последнем слове Тишка за­ плакал. — Что имеете сказать в последнем слове подсудимый?— услышал Селифон слова председательствующего и в этих словах почувствовал и его«хорошо», и«жал- ко мне тебя». Селифон так и рванулся к нему всем своим существом и хотел сказать много, много, о чем думал в бессонные ночи на тюремных нарах, но отказавшимся слу­ шаться голосом чуть слышно выдавил: — Как богу говорю... не виновен,— и сел. Совещались минут пятнадцать. — Какой теперь суд, видимость одна,— услышал Селифон разговаривавших старичков. — Бывало лет на двадцать, кандалы. Этим лет десяток... — Где там. В эти пятнадцать минут Селифон весь перегорел. Уставившись глазами на опустевший стол, где вот-вот должен был появиться суд, Селифон ждал, что сейчас с этого места в начинающих спускаться уже сумерках выпрыгнет маленькая, но тяжелая, как гора, цифра и будет в ней...