Сибирские огни, 1929, № 4
— Примайте в артель, Митряй, — невмоготу. И земля есть, а силы нехва- тает, зубами землю не спашешь. Примайте, христа ради,— торопилась она. — Ар тели не изгажу, как бурый конь работать стану... У Матрены, не помнившей слез с детства, выступили на глазах слезы. — Ну-жда-то извесна вам... Дмитрий Седов хлопнул ее по плечу и засмеялся. — Комуния ведь у нас, а ты ведь как чорт ладону, поди, камынпстов-то. — Вот она сердешная лежит... а голой... не спашешь, нет уж видно, Митьша, не срубишь дубка, не надсодя пупка. Примай в артель. — А как же мужик-то?— спросил Седов. Матрена засмеялась презрительно: — А я ево хочу, так ем, хочу пахтаю. Скажет... тоже... мужик... С ГОРЫ Когда взяли и повели в амбар, Селифону показалось, словно он оборвался с горы и нет сил задержаться. Что-то близкое Селифон пережил в раннем детстве. Ему было тогда лет семь. Едва научившись держаться на лыжах, Селифошка с ва тагой взрослых ребят взобрался на высокий чернушанский Теремок. Ребята из девались над Селифошкой. —* Туда же, на Теремок, сопляк! Селифошка, напрягая все силы, .как завороженный, взбирался все круче и круче. У вершины хребта упревшие от под’ема мальчишки присели отдохнуть. Ослабевший больше всех Селифошка, подхлестываемый насмешками, упорно лез кверху. — Держите его, крысенка,— улюлюкали отставшие ребята. Не видя ничего впереди, кроме сверкавшей под солнцем верхушки Теремка, не думая ни о чем, кро ме того, как вот он покажет сейчас им, Селифошка взобрался на гребень и словно опьянел, взглянув на синеющую даль. Деревня внизу показалась с большой, огороженный поскотиной, двор, а дома, точно овцы, разбрелись по нему в разные стороны. Охваченный непонятным волне нием, Селифошка перегнулся вперед и с замирающим сердчишком уставился в жут кую синеву. И если бы это был не длинный крутой увал Теремка, а бездонная про пасть— и тогда не удержался бы Селька от охватившего его желания, зажмурившись, прыгнуть вниз. — Вот же вам,— последнее, что мелькнуло в голове Селифошки, когда он стронул лыжи. А дальше шум в ушах и его маленькое тельце потеряло способность сопротивляться стремительности падения. Сейчас еще Селифон отчетливо помнит первый момент «пуска» с Теремка. И теперь кто-то там невидимый спустил его, точно камень с горы. И вот он, так же, как и раньше падает в пропасть. Из волости, вместе с тремя арестованными за конокрадство, повезли в город. Везли быстро. Ночевали в грязных каталажках при сельсоветах. В город, о кото ром до этого Селифон только слышал, приехали перед вечером. Домзак большинство старожилов и теперь еще звали «острог». Острог был в самом центре, рядом с со борной площадью и городским садом. Н-ская тюрьма походила на большое застаре лое бельмо на глазу. Трехэтажное, узкое белое каменное здание, построенное лет около двухсот тому назад руками ссыльных горнозаводских крестьян, было обне сено высокой каменной оградой. От узеньких решетчатых окон, по беленым известью стенам протянулись грязные желтые потоки. — Ночами мочутся через решетки, мерзавцы, — жаловались начальству стражники.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2