Сибирские огни, 1929, № 4

— Вон как Погоныш, одна цена ему, с виду как-будто человек, а в нутре пустой. Зотейка снял шайку и низко поклонился Мосею Анкудинычу. Остренькое, ма­ ленькое личико, с десятком волосков на подбородке, малый рост и щуплая фигурка, туго перетянутая в поясе цветным кушаком,— все выглядело необыкновенно торже­ ственно. — Еланку-то, Мосей Анкудинович, сказывают...— и замолчал, боязливо ог­ лянувшись на окна своего пятистенника. Мосей Анкудиныч так и метнулся с бревен к Погонышу. — Што сказывают? А? Зотейка снова оглянулся на окна своего дома и, увидев в раме толстое мя­ систое лицо жены, сжался и забормотал что-то несвязное. — У, тигра!— погрозил Мосей Анкудиныч бабе Погоныша. Погонышиха тотчас же открыла окно и выставила огромный не женский кулак. Мосей Анкудиныч плюнул, молча отошел к бревнам и сел на свое место. К сборне один за другим стали подходить мужики. Погоныш замешался среди му­ жиков и уж, не оглядываясь на окна своего дома, захлебывался в смехе, рассказы­ вая какую-то забавную историю из времен германской войны, в которой он участвовал. — Матрена!— крикнул подошедший Акинф Овечкин. Вздрогнувший и разом побледневший, Зотейка Погоныш согнулся и забормотал такую чепуху, что мужики схватились за животы. От погоношевых ворот к сборне действительно шла тяжелой мужской походкой толстуха Матрена, Зотейкина баба. — Шире грязь, назем плывет!—крикнул все тот же шутник, Акинф Овеч­ кин, высокий черный мужик, с прямым носом, с густой копной подбитых в кружок волос, всегда до глянца смазанных коровьим маслом. Матрена взглянула на него из-под широких густых бровей, дернула толстой губой, скрипнула зубами, трях­ нула плечами, сжала кулаки, словно она собиралась вступить с ними в бой, и пошла прямо на улыбающегося Акинфа. Толкнула или нет бы Матрена Акинфа, если бы он не посторонился, неизвестно, но она, нагнув голову, как бык, шагнула как-раз на то место, на котором стоял Овечкин. Акинф ловко отскочил в сторону, и она. не взглянув на него, шагнула к бревнам, подняла подол кумачевого сарафана, подогнула его и грузно села около сжавшегося Погоныша. — Змей Горыныч, — уколол ее Акинф и мужики снова засмеялись густо и окатисто. — Тебе бы эдаку жабу, Акинф Фадеич,— крикнул кто-то из мужиков. — А я бы или сам вдребезги, или ее пополам,— засмеялся красивый Акинф. Погонышиха сидела, уставившись на широкий носок обутка. Матрена не до­ веряла своему мужу и потому на деловых собраниях присутствовала всегда сама, не давая Зотейке и рта раскрыть. Зато без жены Зотейка Погоныш был первый балагур. — Я так думаю, что по силе надо, мужички, кто сильней, у кого скота больше, значит тому, к примеру, и покосов больше,— начал было Самоха Сухов, политично обходя вопрос об елани. Акинф Овечкин, хитро прищурившись, пустил слух среди сидевших на брев­ нах, что при разделе елани ячеишники богатеям не вырежут земли ни поларшина. Мосей Анкудиныч, Автом Пежин так и привскочили на бревнах. — Как так? — Какая такая права? С того и пошло. К приходу Орефия Лукича с ячейкой мужики гудели, как растревоженный улей. Посреди крччавших, размахивавших руками выделялась своей нескладной