Сибирские огни, 1929, № 4

Первая борозда Из романа «Капкан»*) СВЕЖИИ ВЕТЕР В Черновушку ворвался вихрь. Черновушка вздыбилась. Громче кричали старики на сходках, отстаивая вековую нерушимость. В гневе тряслись бороды, менялись лица, сжимались кулаки. Каждый из стариков подбирал «неопровержимые» доводы. Бережно и затаенно нес «доказательства» на сход, чтоб кинуть их в врагов, как камни. Каждому его доказательства казались самыми не­ преложными потому, что взяты они были из свято-отеческих книг. Чернушане— ис­ кони великие книгочеи. Только дед Агафон один из всех чернушанских стариков не бывал на собраньях. — Буду я об их, об нечестивцев, язык паскудить. Нет уж, я лучше вот с ей. Праздники Агафон Евтеич просиживал за Кирилловой книгой; но и, сидя за книгой, не мог не думать о мирских делах. К вечеру уже тревожно ждал с собрания соседа, Мосея Анкудиныча. Мосей Анкудиныч приходил ежедневно. Молча проходили старики в «горницу», закрывали дверь. Мосей Анкудиныч «выговаривал» деду Ага­ фону невыговоренное на сходке «им». — Что не сход, то и н о в и н а,— еще на пороге начал Мосей Анкудиныч.— Уж на что по первости продразвершшики наежжали, каталашкой с т р а ш ш а л и , сколько не побьются, сколь меду, масла, скотины не возьмут, а к бездорожью и след простыл, опять жили без чужого глазу в деревне. А тут и то у вас не так, и это не эдак, а главное, Агафон Евтеич, смута промеж своих пошла несусветимая. Митька Седенков да Гараська Петушонок с ног седни сбили, горло дерут: школу ш в е т с к у, масляну артель давай. Ну, а я, конешно, в резон: жили без школы— сыты были, законы блюли, подати платили. Не надо, вот и все. С артелью тоже. К чему мне, скажем, молоканка, когда у меня самого сепаратор, а также и у всякого справного мужика. А им мизинец только всунь, а там и всего в кумынию затянуть. — Устоит, нет мир? Соблюдет, нет чистоту свою? — Хучь беги, беги на старости-то лет. В леса бы, да и леса обрубаться стали. — А им чё, смеются только— потолки, говорят, поди провздыхали старички. — Какой теперь народ, одна республика. — А все он, он все, змей, тихо так, с лаской все, в душу к молодяжнику вползат. За все века эту-то зиму наговорились и перестать бы можно, а вот поди-ка, уймись тут, когда дранношшепина-то совецка в самое сердце воткнулась. *) Начало см. „Сиб Огни" № 2.— Чернь.