Сибирские огни, 1929, № 4
— Дедушка Агафон!— крикнул еще громче и тревожнее, и ухо его уловило чуть слышный стон. Герасим отпрянул от избушки и срывающимся голосом закри чал: — Седи-фон!— замахал руками.— Су-да! Вздымавшиеся в гору люди и лошади остановились, и Селифон о бок дороги бегом стал спускаться вниз. Бледный, запыхавшийся подбежал к избушке и то ропливо шагнул в открытую дверь. Герасим Андреич осторожно, как в дом с по койником, вошел за ним следом. Первое, на что наткнулись, был капкан с торча щими в нем между сжатых дуг чирком и портками, залитыми черной кровью. — Дедка! Дед Агафон чуть приподнял с нар голову и снова уронил ее со стоном. — Живой, Герасим Андреич, живой. Селифон выскочил за дверь и так же, как и Герасим, закричал, стоявшим на под'еме Дмитрию и Станиславу Матвеичу. — Суда! Скореича! Деда Агафона, положив на его же зипун, с трудом вынесли в узкие двери из бушки под навесик и тихонько опустили на землю. На воздухе дед Агафон открыл глаза и признал внука. — Селифоша, попить. Селифон с котелком бросился к речке. Дмитрий Седов вытащил из избушки потаск и капкан с ущемленной в нем, отрезанной по суставу ногой. Герасим Анре- ич помог Седову сжать пружины и освободить издававшую одуряющее злово ние ногу. — Эка оказия, экая беда-то, это че же тако,— волновался Герасим. Станислав Матвеич только хлопал руками по ляжкам и топтался вокруг, не зная кому и как помочь. Шапку-ушанку он снял, бросил ее на сани и огромная лысина его разом опрыщевела крупными капельками пота, — Ногу-то, внучек, земле предать надо по-христиански, а портки у меня в сумке запасны есть— оденьте,— сказал чуть слышно, не открывая глаз. Нога, обмотанная в колене залитым кровью полотенцем, была буровато-си него цвета и от нее непереносно воняло. На коже выступили оранжево-желтые пузыри. — Видно восподь-то все...— что-то хотел сказать дед, но замолчал. На дворе было уже светло. Восковое, точно ссохшееся, лицо деда показалось Селифону отрешившимся от всего земного. — Обряжать надо старичка, да вези-ка его, Сельша, домой. Селифон вскочил на крышу навесика, сбросил пласт слежавшегося сена л ки нул его на сани. — Огневица прикинулась,— ишь какой дух от ноги-то, как от упокойника. Станислав Матвеич нашел, наконец, себе дело и стал, преодолевая тошноту, терпеливо одевать на одервеневшие ноги деда Агафона вынутые из сумки портки. Агафон лежал с закрытыми глазами прямой и углубленно строгий. — Обдуло на ветерку-то,— тихо, словно для себя, сказал. Укутанного в зипун больного тихонько положили на. сено. Селифон отвязал с саней конец веревки и за грядки крест-на-крест перевязал деда. — Это ты правильно, Селифон, а то в раскате-то. свалиться может,—одо брил Герасим» — Ну, трогай. Полегчай только, трогай, Селифоша,— подтыкая сено под бок больному, напутствовал Станислав Матвеич. Селифон взял вожжи и, ступая о бок дороги, пошел рядом с санями. Мужи ки, столпившись, стояли до тех пор, пока сани не скрылись за поворотом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2