Сибирские огни, 1929, № 4

ми» и «мысли комьями» и «чувства комья­ ми» стр. 311), и «сверкали взоры рабочих депутатов» (стр. 261), и «сверкали взоры, сплетались мысли» (стр. 92), и «глубины, восходящие на поверхность» (стр. 92) и мн. др. Некоторые фразы свидетельству­ ют о большой храбрости автора: «в улич­ ных митингах, как в пеленках, распра­ вляла свои слабые члены Новая Жизнь, словно младенец, только что из’ятый из мрака материнских недр стальными щип­ цами акушера» (стр. 168)— сравнивать ми­ тинги с пеленками или наоборот, понят­ но, не всякий решится... Однако, хотя Но­ вая Жизнь (не название газеты) и Заря Свободы (стр. 146) пишутся с большой буквы, но мало в этом романе настоящего революционного пафоса и мало истории. Сквозь пелену дамского рукоделия мель­ кают только строчки газетной хроники февральских дней, на секунду из истори­ ческих лиц' показан один Родзянко, и ге­ роем романа оказывается не восставший 1 арод, а некие оперные сусальные «флир­ тующие» революционеры. Отметим еще «холостой револьвер» (стр. 153), «воин­ ский начальник», вместо «начальника во­ инской части» (стр. 235), «рой огненных пчел пылающей хворостины» (стр. 145)— ружейная стрельба, и «вамбалатория» (стр. 358), вместо амбулатории— так Бо­ рецкая подделывается под говор «вос­ прянувшего простонародья, наводнивше­ го улицы» (стр. 92). В общем, малое представление о Фе­ вральской революции дает этот поль­ зующийся непонятным успехом роман (3 изд.): «Огни еще не горели, но горели здесь люди ярче тысячесветных люстр и фонарей. В зыбком тумане предвечерия они пылали (люди?), как факелы на зва­ ном пиру былин народных» (стр. 263)— вот и пойми, что происходило в Ленин­ граде в феврале 1917 г... В «Закрайщине» Мих. Скворцов пыта­ ется изобразить октябрьский переворот в глухой деревне. «Мужики» Скворцова— почти дикари и суеверы, которыми вер­ тит мерзавец-лавочник. С помощью бывш. лакея Галатова, приказчика князя Ворон- ковского, влюбившегося в княгиню— один, чтобы завладеть ценностями кня­ зя, другой, чтобы овладеть княгиней,— лавочник этот поднимает Закрайное на поджог и разгром усадьбы князя. Гала- тов—выборный комиссар ближнего го­ рода Мшанска, до организации там сове­ та; он с больной княгиней («Вам бы в гу­ бернский город отвезти ее к специали­ сту по мозгам, т.-е. по психике», советует ему (стр. 130) Скворцовский «доктор». И вот, в тот момент, когда автор на ше­ сти страницах (175-180) добросовестно описывает кутеж в публичном доме, ор­ ганизованном в Мшанске помощником Га­ латова—Кудихиным, в городе устанавли­ вается советская власть. Во главе боль­ шевиков— солдат из крестьян Закрайщи- ны—Василий Селезнев, отец которого ближайший сподвижник крестьянки Зве- рюшиной, основавшей секту «отворен- цев»: по видению, для облегчения возвра­ та с фронта сыновей и мужей она пропо­ ведует, чтобы все двери и окна в из­ бах были открыты круглые сутки на­ стежь. Начинаются повальные простуды и мор детей и взрослых, а в заключение «отворенцы» уходят зачем-то в лес, пас­ сивно всем и всему (чему?) сопротивля­ ясь. Они не белые, не зеленые, а вообще, этакие, скворцовские. Князь, уже как глава белобандитов, засел на окруженной лесами горе, в своем б. имении, Галатов с княгиней переживает некоторые при­ ключения. Бригада Красной армии не мо­ жет выбить белых, пока на последних не двинулись из лесу «отворенцы» (сим­ вол??!). Финал: Воронковский, террорист, прибывший из-за границы, встречает на московском бульваре проститутку и у нее в комнате узнает в ней бывшую свою же­ ну— оба стреляются (см. рассказ «Порт» Мопассана), а Василий Селезнев не дела­ ется советским работником, активистом, как следовало бы ожидать,—об этом Скворцов ничего не сообщает, доводя до сведения читателя только о том, что он благополучно женился на некоей Глаше, которую едва не изнасиловал мерзавец- лавочник. Селезнев не тонет в воде, не горит в огне и уцелевает 1) искупавшись в лютый мороз в проруби, спасая симпа­ тичнейшего дьякона, о. Николая, 2) не гибнет, когда в него в упор стреляет из нагана Кудихин, 3) почти только отряхи­ вается, когда его на ходу сбрасывают с поезда, 4) не загорает даже, когда бело- бандиты его начинают поджаривать на костре, крепко привязав к дереву. Сов­ сем, как девица из песенки, которая, ка­ кие бы зверства над ней ни учинялись, «...Поутру вновь улыбалась» Перед окошком своим, как всегда, Ее рука над цветком изгибалась, И вновь лилася из лейки вода»... Если к этому добавить еще поэтиче­ ские красоты, как напр., «Сострадание родилось в тиши глухого леса хрупкой былинкой, быстро внедрило корни в серд­ це Галатова, нарядилось в яркую пыш­ ную зелень нового, огромного, как сто­ летние сосны, чувства» (стр. 122) или «уг­ рюмой стеной злых глаз уставились на мохнатые горы» (стр. 141), то ценность этого романа будет ясна. Об октябрьском перевороте в деревне «Закрайщины» не узнаешь ровно ничего. Действие «Зеленой Зыби» Т. Д м и т р и е ­ ва п р о т е к а е т в 1918 г., во в р ем я Я р о с л а в ­ с к о г о э с е р о в с к о г о м я т еж а . Это и с тор и я о том , к а к « к у ч к а г о л о в о р е з о в в з б у д о р а ж и ­