Сибирские огни, 1929, № 4
На артели настаивал Герасим Петухов. — Боюсь я этого слова, Орефий Лукич. Не руськое это слово— колхозт-от. Комунией от него голимой пахнет, а вот крестьянская артель другое дело, это не омманет. — Вся надежа на тебя, уж ты там в городу-то поласковей с начальством, Орефий Лукич,— нагнулась к уху Зурнина Пистимея. — На спинку-то смелей облокачивайся, Орефий Лукич, способней спине-то будет, а то на простых7то розвальнях путь дальний. — Бласловляйте-ка,— снял шапку Герасим.— Рыжко, рыжко-то заступил!— крикнул он оглянувшись. В его окриках и распоряжениях была хозяйственная твердость. — Ждите-ко нас не ближе, как ден через десять, да ульи-то из сырья не станьте делать. У меня под навесом летошны еще плахи заготовлены,— прокричал он на повороте в переулок. Бабы торопливо крестили от’езжавпшх. — Час’ добрый, час добрый,— опасливо поглядывала вдоль улицы Седиха,— не перешел бы кто дорогу. Да дай-то, дай, матушка царица небесная! — А ты не кудахтай!— оборвал ее Седов. Начинало отбеливать. В Черновушке -зажигались огни. Два дня Герасим Андреич с утра до вечера возился в отделении Госсельскла- да, выстукивал, ощупывал сепараторы и медогонки, свинчивал и вновь навинчивал гайки у понравившейся ему пароконной легонькой сенокосилки. — Не препятствуете?— просительно улыбался заведывающему и вновь шел от машины к машине, приподнимал и вертел колеса, ногтем пробовал добротность краски. Два дня Зурнин метался из уземотдела в ОНО, из ОНО в уком, из укома в исполком. Там анкеты и смета, в другом месте тоже анкеты и заявления. Перед Зурниным в уездных учреждениях двери распахивались радушно. (Зурнин ока зался старым товарищем губернского секретаря партии Хрущева). — Поверьте, что товарищ Зурнин будет секретарем укома,— перешептыва лись прозорливые ответработники Н-ска, Вечера Зурнин проводил с Хрущевым в воспоминаниях о вихрастом своем детстве, о петле, из которой вытащил его Александр, и в отчаяннейших спорах. — Ну, да и накопилось же в тебе, Орефий, за это время,— удивлялся Хру щев его жадности к спорам. На третий день, погрузив машины, выехали в Черновушку. Герасим Андреич шагал около саней и, не свврачивая с дороги, сурово по крикивал встречным. — Не видишь чё ли? С кладью воза! СЫРОМЯТНАЯ КОЖА — Кто знает как-то оно там обернется, известно город, давно б дома надо быть. Садился к окну п замолкал и все смотрел в сторону поскотины. — Да и што ты, правда, истошновался весь, как родиха маешься. Пошел бы к Станиславу Матвеичу, ульи бы помогнул делать, а то поди люди скажут:— вот-то артельщик. —■ Не могу, из рук все валится, хоть тресни, не могу да и только. Надевая шинель, но лужам и по преступающейся дороге шел за деревню к поскотине.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2