Сибирские огни, 1929, № 4

стской критики это значит, что поэт может выражать те или иные настроения, те или иные идеи, присущие социальной природе поэта, но не присущие самому поэ­ ту, как личности. Если бы данной способности не существовало— не существовало бы и поэзий. Панкрушину не пришлось бы писать статью... В поэме «Безусый энтузиаст» автор говорит от своего лица, но это совсем не значит, что Джек Алтаузен хотел дать свои переживания, хотел показать .свое бытие. Это не больше, как литературный прием. Мы видим в поэме бытие одиноч­ ки-комсомольца, романтически настроенного энтузиаста, но по какому праву будем мы утверждать, что этот романтик и есть сам Алтаузен? Мысль Панкрушина не на­ ходит себе художественного подтверждения в поэме. И вообще метод нашего критика отличается редким своеобразием. Если мы возьмем любое произведение, где употребляется прием аналогичный тому, какой применяет автор «Безусого энтузиаста», то мы убедимся на -конкретном примере в нелепости панкрушинских построений. Возьмем хотя бы помещенное в томской газете «Красное Знамя» сти хотворение Мих. Колобкова «Рыбачка». Шляйтесь, волны, по речной лазури. Ты, закат, им гребни золоти. Я вчера во время дикой бури Согласилась с миленьким уйти. С точки зрения Панкрушина следовало бы категорически утверждать, что никакого Мих. Колобкова не существует, что Колобков—это миф, абстракция, ибо ведь в стихотворении речь ведется от песни девушки-рыбачки. Однако, извините Хов. Панкрушин! Всякий здравомыслящий читатель вашей статьи откажется пове­ рить тому, что вы пытались ему внушить. Прямо-таки стыдно раз’яснять почтенному критику такие «безусые» истины. Тем не менее, пойдем дальше. Панкрушин горюет о том, что Алтаузен с большой художественной убеди­ тельностью описал, дескать, свое скверное бытие, тогда как он мог описать цен­ ные, политически значимые факты. «...Но публицистика у них (писателей, А. М.) китайской стеной отделена от художественной практики. Вот в чем, между прочим, основной недостаток мето­ да так называемой художественной литературы». «...И он (писатель) сообщает данные факты и идеи скучных передовых без всякого мастерства, а мастерство тратит на описание аналитичных, нефактичных, безыдейных, непосредственных ощущений от действительности». Можно ли согласиться с тем, что метод так называемой художественной литературы состоит в том, чтобы противопоставлять «художественную практику» публицистике? Конечно, Панкрушин имел возможность наблюдать такой «метод», видимо (говоря его словами) в «так называемой художественной литературе». Но самый факт появления поэмы Алтаузена разбивает теоретические «умствования» Панкрушина. Поэт 'показал нам во весь рост одного из тех нередких (к сожале­ нию!) в нашей действительности романтико-энтузиастов, которые не воспринима­ ют пафос будничного строительства, которые мечтают, как о высшем благе, об отошедшей в прошлое эпохе непосредственного, ясного и простого революцион­ ного воздействия. И в этом показе— большая заслуга автора поэмы. Для того, чтобы «строить и перестраивать»*) жизнь, необходимо ее предварительно познать. Алтаузен показал уголок нашей действительности сквозь призму переживаний не- приемлющего эту действительность «безусого энтузиаста» и, таким образом, пу­ тем художественного обобщения поставил перед нами тревожную проблему убе­ гания от строительных буден в дебри романтически-манящего прошлого, насы­ щенного динамикой непосредственой революционной борьбы. Присущие «безу­ сому энтузиасту» настроения, как это неоднократно отмечалось в « К о м с о м о л ь с к о й Правде», не так уж редко встречаются среди молодняка и, что особенно важно,— передового молодняка. Публицистика и «художественная практика» органически слиты между собой в поэме Алтаузена. Мм согласны с Панкрушиным, что поэму следует рассматривать, как сигнал неблагополучия, показ настроений, которым не место в обстановке напряженной классовой борьбы, переживаемой нами, ибо ведь безусые энтузиасты нашей борьбы не видят, убегают от нее в мечту, в вымысел. Но панкрушинское утверждение, дескать, в неблагополучии виновен самый «метод так называемой художественной литературы»,— по меньшей мере нелепо. Панкрушин обвиняет автора поэмы в заболевании «мышиной слепотой» к пафосу буден и патетически спрашивает: «Виноват ли в своей слепоте Алтаузен? •) Платформа «Настоящего» А. М.