Сибирские огни, 1929, № 4

левир тавкать,— каков это дело? Пойду-*... есть же на свете где-нибудь мой место и удача... Поздней осенью, когда земля уже подмерзла и постукивала под каблуками, я встретил.Демьяна в Зиме, верст за 200 от того места, где он бродил летом. Он попол­ нел и ободрился. — Корошо-к!.. От ва.с я тогда пешком ушел прямо сюда-к. Черта .га, думаю, там ли моя удача!.. Немного вагоном ехал. На мельнице сижу, 80 рублей получаю... Да с тех получил 311 рублей, высудил таки... Котел 280 , а суд 'Присудил 339, выкодное и за отпуск еще прибавили, а я их не считал. Теперь корошо нашему брату, в обиду не дают. А баба умерла-к. Девчонка, со мной живет. Шубенку ей надо справить. Да плоко, однако, будет: и тут старый мельник под меня 'борьбу подводит... шестеренка, понимаешь ты, испортил и на меня валит: это он, говорит,— будто я-*... А я говорю: сукин ты сын! Надо по правде, а не по подлости. Мой удача тебе глаза колет. А мне наплевать: дам тебе раза два яо морде и пойду, куда глаза глядят. Долго кодил, и опять пойду, а найду же где-нибудь свой удача. 4. длнилыч В жару надо у палатки поднимать стенки,— тогда получается навес, вольная тень, прохлада. В палатке. с отпущенными стенками находиться невозможно: жарко. Руки мокнут, а от них мокнет бумага, и писать нельзя. А так, с поднятыми стенками,— можно. Я подсчитывал нивелировочные отметки,— хорошо, только неудобно от того, что надо сидеть на ящиках. Нельзя вытянуть нога, и все время приходится сидеть согну­ тым. Теда затекает и ноет. Нужно выходить и смотреть, как искритея на перекате Ки- той. Смотреть на огонь и живую воду никогда не устанешь. Хорошо также послушать задорное кряхтение кузнечиков,— тоже не утомляет. Представьте, что вы недавно из города, от размякших асфальтов и раскаленных камней. У вас еще не отплевалось горло от острой пыли. На ваших подошвах еще не остыли уколы мостовых. В ваших глазах еще рябит от афшц и коротких юбок. А тут,— вы выходите из палатки. Кругом— зелень, такая нежная, что в ней, как нож в студне, мягко, вкусно и бездонно тонут зрачки. В двух шагах—Китой, изум­ рудный и бодрый. II пахнет свежей рыбой и молодостью, почти как Ангара, Хорошо !■ По берегам кой-где ослепительные лужайки, пять взмахов косы— копна, сена. А вдали, за тем местом, где вплывает ч Китой холодный Тойсук, стоит серьезная юра. И просто от того, что гора эта кой-где закапана известкою берез и сосны на ней потому резче и темнее,— у вас перестает ломить поясницу от неудобных ящиков и широко дышит грудь, и нос дрожит от жадности. Через пять-десять минут опять легко подсчитывать нивелировочные отметки. Можно даже увлечься до того, что не слышать шагов, как я не слышал. Я опять один на стане'. Мои ребята вчера, в дневку, ушли домой за хлебом и еще не вернулись. Зато, уходя, обещали вернуться обязательно к сроку,— иначе бы их не пустили. Оче­ видно их, что всегда живут с лесом, лес не очень манит. Я не слышал шагов и почти вздрогнул, когда он сказал: — А здравствуйте, вот вы где расположились, давно ищу, едва, нашел, пого­ ворить мне надо, здравствуйте. Он заглядывал в палатку с таким видом, как будто оттуда вот-вот выстрелит. Но когда увидел, что я считаю, замер и уважающе улыбнулся. — Считаете? Не помешаю?