Сибирские огни, 1929, № 4

— Будет вам на обухе-то рожь молотить!— вскочил Седов.— Погнули хреб­ ты на чужого дядю. Што ты его убеждать, Орефий Лукич, об его большой лоб, вид­ но, только поросят бить. Весна над головой, сряжайся в город, товарищ Зурнин, охлопочи ты нам способию и елань, главное елань! Нечего няньчиться с Гараськой. Мы с Селифоном с семьями, Штанислав Матвеич тоже не прочь, а уж у Штанислава Матвеича золоты рученьки, Тишка Курносенка пристегнем. Гольтяпа то она здешна вся в горсточке. — К чорту Курносенка!— побледнев, запретестовал Герасим.— Работнику на­ шел— Тишку, песни на ем возить, а не в обчественное дело впрягать. Да знаешь ли ты, Орефий Лукич, что тут один к одному, как колесо к колесу, не только по силе да по удали, но и по карактеру подобрать надо. А ты, Тишку Курносенка. Не нуди ты меня, Орефий Лукич, дай я хоть с бабой еще раз опсоветую. Шутошное ли дело затеяли. Все ведь вверх тарабаном пойдет и штоб эдак, по воробьиному, с на­ лету...— Трясущимися пальцами теребил концы тесемного пояска. На лбу Герасима выступили мелкие капельки пота, в больших серых глазах была такая решимость, словно он готовился спрыгнуть с утеса, Зурнин внимательно смотрел на Герасима и думал, что если он войдет в ар­ тель, то войдет крепко. Заговорили все разом. — Пропала твоя головушка, Герасим Андреевич, сядем мы теперь на твою шею, весь твой труд и все твое «богачество» по ветру пустим,— смеялась Марина, суетливо вытрясая на заслонку золу из самовара. Герасим весь вечер не отходил от Зурнина. — А ну, как посколзнемся на елани, а? На однех пчеличёнках далеко не ус­ качешь. Засмеют мужики. Нищие, скажут, кошелями сложились. Разошлись около полуночи. Зурнин не помнил более оживленных вечеров, как у Селифона с Мариной, за обсуждением мельчайших деталей будущей работы артели. Все, начиная от назва­ ния организующейся артели до породистой телки и ссуды на инвентаризацию, вы­ зывало горячие споры. Герасим Петухов с первых же шагов взял в свои руки всю хозяйственную сторону дела. Его спокойные, всегда продуманные доводы насчет выбора места под пасеку, его знание систем ульев, вощинно-прокатных вальцев и даже конструкций сепараторов не вызывали сомнений. С коллективного маральника и елани, о которых особенно любил поговорить Герасим, Зурнин незаметно перево­ дил разговор на школу, на избу-читальню, на жизнь Черновушки. Смелевший все больше и больше Герасим и в этих вопросах не отставал от других. Попрежнему он только пытался под все разговоры подвести в первую очередь материальную основу. — Прежде всего Самоху Сухова из председателей по шапке— богатей и не об i'TOM думает он. Насчет леса же на школу— в обязательном порядке, по числу уп­ ряжных лошадей, нарубят и вывезут мужички всем миром. Погорланят, а вывезут. Вот если бы только Поповскую елань оттягать, только бы оттягать! Не поверите, Орефий Лукич, кажду ночь во сне мне снится елань. Будто стою я в хлебу по грудь, а колос так вот и колышется и звенит, звенит в ушах. А уж я будто так-то жну, так-то жну. Жну, а у самого сердце радуется. Марина любила слушать молча, но в ее молчании Зурнин видел самое живей­ шее участие и готовность. Седов, как всегда, горячился, Селифон говорил редко, но чувствовалось, что его зубы грызут молодо и остро. Перед уходом Седов просил Зурнина завести «Сатану». Шаляпин действовал на него не мастерством, а силой голоса. — Медведь, ей богу медведь. Да ведь этакой чертило под ухо грянет— на ка­ рачки повалишься. А ну-ка, Орефий Лукич, еще ево же, пусть поржет, аж по за- шкурью мороз подирает.