Сибирские огни, 1929, № 4

Дмитриевна и Ненила Самоховна, попеременно утирая рукавом сарафанов покрас­ невшие глаза. Селифон нагнулся к уху Марины и, ощущая горячую ласковость ее волос, шептал: — Женушка ты моя, зацелую... ГЕРАСИМ ПЕТУХОВ — Ну, какая в нашей местности артель, опять и опять суиротиппичать я стану. Гора на горе, лесина на лесине. Правда, оно и может статься, что такой голь- тяпе, как мы, пожалуй способнее в артели. Но главное— гора,— еще раз попытался Герасим Петухов убедить Орефия Лукича. — Верно, на долинах, сказывают, и прививаются будто артели, потому она, долина, дозволят. Там, говорят, трактор, сенокосилки и иное прочее машинное за ­ влечение от государства, как бы способия. А как ежели она гора да лес, какая тут, скажем, машина и какая артель? — А ты думаешь для артели мы поповскую елань под пахоту не оттягаем? Ты думаешь не помогут нам машинами и ссудой на обзаведенье? Ну, а без этого где же тебе с тремя твоими клячами да с десятком ульев на ноги встать при твоей семье. Ведь тебе, на твоих лошаденочках, впору только хлеба для шести ртов из волости навозиться. Раскинь-ка умом, как следует. При упоминании о Поповской елани и о машинах, у Герасима, Селифона и Дмитрия Седова заблестели глаза. Орефий Лукич всегда бил но самым больным местам. Чернушане, поселившие­ ся в горах и в лесу, всегда испытывали недостаток в хлебе. Они жили пчеловод­ ством, пушным промыслом и скотоводством. Многосемейные и «лошадные» вросли крепко. На десяти, на двенадцати ло­ шадях возят зимами на базар в волость мед, воск, масло, пушнину. Из волости ве­ зут хлеб. Молодежь на промысле. Одиночке же да малоконному тяжело: на промы­ сел уйдешь— того и гляди дорога «упадет». А если скота да пчел нет— ну, и живи чем хочешь. Такие около богатых да сильных пробиваются. Насчет Поповской елани «клин» Орефий Лукич забил не случайно. Иод самой Черновушкой, сразу же за поскотиной, на солнценечной стороне большой гривы, лет с пятьдесят тому назад «выгори» образовались. Карп Хрисанфыч, отец попа Амоса, человек был хозяйственный, дальновид­ ный. Выкатил он миру, как-то на празднике, три лагушка медовухи и нвсекой осел на выгорях. С тех пор и зовут елань Поповской. Еще где по другим пасекам далеко до «выстава», а уж с Поповской елани «вег, как корова языком, слизнет. II такие пошли по выгари пыреи да черно- травье— море. Карп Хрисанфыч начал распашку елани около пасеки. Ячмень у него родился такой, «что из полосы вон». Амос же Карпыч не захотел й земле «ковы­ ряться*, не духовного звания это дело, говорил он, а приумножал пасеку. — Пчелка— она божья труженица. Уж я коло пчелы, коло пчелы,— прибед- ннвалск он. Елань же, десятин в полтораста, так и запустил под чернотравье. Спохватились мужики, да поздно, и у каждого «зуб горел» на Поповекую елань. Несколько раз кое-кто из зажиточных мужиков «припадал* с нуждой к попу Амосу. — Уступи, батя, под полоску льну, под коноплянники, скажи, без веревок со­ всем остались. — Спаси вас бог, че и удумают тоже— под коноплянники. Дух от их вред­ ный, у пчелы голова болеть будет, она ведь богу угодница— пчела-то,— отговари­ вался Амос Карпыч.