Сибирские огни, 1929, № 4

Пережил скит и это. Признал, открыл свои тайны, богачества обнаружил и отдал Гуськам часть со скрежетом зубовным, с проклятием Гуськам, власти той, которая глазом острым тайгу прошла, кровное изобличила, отняла. Ушли Гуськи, ушли только с листками бумаг, а с листками унесли добро, унесли злобу, проклятье. Забылись бы они, забылись, как горе 'забывается, да оста­ лась заноза зудящая, тревожащая, вросшая крепко, больно, как жало пчелиное, у которого кончика не найдешь, чтоб вытащить. Ушли Гуськи, с богом бы, да ввели они в скит девку стриженую Ольгу Бы­ строву, а за Никифора скитцы сами ухватились. — Этот не выдаст, а совет от него есть. На пользу человек. II остались в скиту девка стриженая— Ольга Быстрова и Никифор Акинди­ нович— человек на рушенье посланный— сын наставника скитского. Вошли они— избу нм для дел отвели— там, где скит в тайгу но Гуськовской дороге обрывается, у вдовухи Степаниды. — Все же не в скиту, не в сердце. В Степанидину нору не всяк и пойдет. В норе и не соберешь, не разговоришься. Нора— бабке ладно, большего не вместит. Забылось. Не время сердце свое ворошить, боль вызывать. Забот о зиме много. В эту пору и ночей не спал Алексей. Спешка двойная— успеть до призыва хо­ зяйство обрядить, отца от работы избавить— не до нее ему. Дни в бездельи считать долго, а тут день-ночь и сутки прочь. II не шел день- грань последняя, а накатывался. Волновались старики, у кого сынов звали. Жда­ ли— уведут, а вернут какими? Может Никифорами придут. Собрались в избе у наставника за благословением для сынов на путь дальний. Помолился с ними Акиндин, но благословенья не дал. — Не дам, не божье дело, на разврат, богоотступничество едут... не дам. Поклонились старики враз, словно команда была, — Благослови! С божьим словом крепче будут. Может господь и отведет. Не тронулся, не поглядел даже. — Своего отпускаю, и не приму. Отрезаю— не сын. Кланялись старики, просили. Стоял на своем. — Идите, а божьего слова на еретическое не дам. Сел, взял библию и не видел стариков. Поклонились они еще раз низко, земно и со выдохами вышли. За оградой шапки надели и шли молча, без разговоров. На нечи стонала Манефа и старческие слезы текли неудержно. Тяжело старой. Занедужилось. Сердце схватывало и не отпускало. Молилась, бога звала для себя и для умягчения сердца старикова, но бог не шел, не слышал и тяжелее схватывала боль, не хотела уходить. Никифора повидать мечтала и просить старика боялась— не пустит. II зна­ ла— Алексей уйдет. Не удержишь— служба зовет. Тенью ныряла Елена, Отцу на глаза попадаться страшно. Матери подсобит и в горницу, либо на улицу. Все же легче. Отец следит. Шагу не отпустит. Все знает: где была, с кем говорила. Не отой­ ди, не отлучись, не повстречайся с Никифором, Ольгой. В воскресенье скит призывных отправлял. Обрядил утром Алексей скотину, осмотрел двор в последний раз, заглянул, хватит ли сена, дров, ладно ли навес закрыл, ткнул топор в сутунок и вошел в избу. — Тятя. Так, значит, седни отправляемся. Ничего не ответил отец, словно не слыхал. Охнула Манефа п заплакала. — Сыночек... Не видаться больше... Томит... Чую смерть. Прикрикнул Акиндин: — Не каркай.