Сибирские огни, 1929, № 3

Эта страшная картинка пришла мне на память, и почему-то жалко мне стало этих японцев и завидно— в холодный, ненастный вечер, как у нас в октябре, сидят себе, бедные, как мученики в аду, и хорошо им, вероятно, в черной, жирной дымящейся воде, так спокойно и умиротворенно звучат их неторопливые, непонятные гортанные речи.. Трудовое об’единенио японского рабочего вызвано условиями его тяжелой работы. Соблюдается оно в обычаях довольно трогательно. Ранним утром, когда солнце только высунуло лохматую, заспанную рыжую го­ лову из-за лилового частокола гор, шел я по косе, направляясь ч крестьянским па­ латкам. За колючей проволочной оградой завода, чуть в сторонке,, дымил большой костер, суетились кругом японцы. Заинтересованный, свернул я туда с тропинки прямо но вы­ сокой траве, оставляя сзади серебристый сверкающий след. На притоптанной площадке сжигали труп, в пламени коробился раскалившийся лист волнистого кровельного железа, на нем обугливались головешки— уже нельзя было разобрать очертаний тела— пепел подгладываемых поленье§ смешался с догорающими шипящими остатками, и медленно всплывал к ясному, умытому небу тяжелый жир­ ный дым. В сторонке стоял деревянный гладко выструганный низенький столик с разными полочками и подставочками, установленными букетиками чахлых прибрежных цветоч­ ков и чашками с рисовыми шариками— «мамой»— и другой снедью. У края площадка воткнуто в песок огромное неуклюжее весло-—умерший был «матрос». Суетившиеся товарищи отдавали последний долг— некоторые таскали и подгла­ дывали дрова, другие, прикрыв голову курткой, ныряли в самое пламя, совочками под­ бирая с листа горелые комкн, тщательно омывали их водой и складывали на полочки. Все были изрядно иод хмельком и настроены дружелюбно. Рослый черномавый старшинка учтиво перебирал перед мной обмытые косточки, показывая, куда они относятся, я делал вид, будто крайне в этом заинтересован. Ис­ черпывая ничтожный запас русских слов, он пытался изложить краткую биографию и историю болезни покойного товарища: — Японски матроса... Мадама Хакодате... Маленьки мадама (молодая жена), шибко юруси (хороший) маленьки матроса... Он жирно и пьяно отрыгнул, и, показывая рукой впереди, произнес почти интер­ национальное наше похабное слово: — ...вода нету (мочиться не мог), тута (показал сзади)— не могу, куш-куш— не могу, помирая скоро-скоро... Шибко худо— бери-бери... Умер от страшной болезни— «бери-бери»... Жирный, зловещий дым отнесло ветром в мою сторону. Я с невольной брезгли­ востью подался назад и поспешно вернулся на дорожку. Золотая косматая башка змепно трепетала в прозрачном небесном хрустале, на­ ливаясь знойной, неутолимой своей злобой. Над четким лиловым горизонтом волокни­ стыми слоями плавал дымок уходящего парохода, вселяя бодрость в опечаленную ду­ шу— жутко, тяжело думать о смерти на чужбине, на холодных границах мира... Тяжел и опасен труд «водяного рабочего», много он требует выдержки, вынос­ ливости, закаленности и своеобразного искусства. Только там, где жизнь человека не имеет цены, а труд— очень не большую" только в Японии можно найти таких рабочих. И пусть они сейчас нам необходимы, пусть избегают наши ребята браться за та­ кую работу— пройдут года, и наши рыбники-неводчики будут руководить «ставника­ ми», и механизация культурного труда вытеснит древнее кустарное ремесло японца, как вытеснили буксиры наше бурлачество, как уничтожила гужевую перевозку железная дорога.