Сибирские огни, 1929, № 3

Печально это — как будто вначале все по-хорошему, а заканчивается совершен­ но невообразимой пьянкой; кто его знает, может, влияние камчатского климата... В июле, в погожий солнечный денек, решили устроить смычку. С завода на кун­ гасах отправлялись рабочие в деревню — предусмотрительная администрация кате­ горически запретила смычку на территории завода. Смеялось редкое здесь веселенькое солнце, в разнеженной дреме застыла па­ левая рока, как бы нехотя, лениво разбегаясь под натиском беспокойного катера сонно журчащими струями. Вашошка — «пионер» — «смеющийся Демокрит» первого завода, был уже на­ турально «иод мухой» — такое состояние для него было нормальным. Кругленький, кудрявенький, беспечальный, бездомный сезонник всюду временно, от найма до рас­ чета и снова до найма — он, не переставая, хихикал, комкая свою бесцветную, безво­ лосую, морщинистую образину и, скаля гнилые зубы, запросто приставал к девчонкам, ■одаряя их сластями, и, не взирая на тягостный груз своих четырех десятков и много­ летний алкогольный стаж, чувствовал себя, повидимому, вечно юным, как древний бог. — Эх, погодка-то, погодка — вокурат для смычки, ягода-калина... Одно не по­ нимаю, для какой причины ио нашему' пролетарскому положению закрывать на время культурного взаимодействия гошшртовую торговлю? Скажете — воскресенье, мол? Хорошо. Прекрасно. А только не согласны, не •одобряем — и даже наоборот... Что, пьянство?! Ха-ха. Да ведь камчадал-то, ягода-калина, без спирту никакой культуре не поддастся... Не верите? А вот вам я — пролетарий от гробовой доски, то-есть, как бы врожденный пролетарий — и то скажу, какой такой без водки праздник, какое соеди­ нение может происходить? Конечно, насчет там пьянства и скандала я не очень, по­ тому — пролетарий, как полагается, и вобще жизни «чверезой» — ну, для ’нашего праздничка, для такого крестьянского, как. сказать, духу позволить могу... Разрешите для вас но-просту, по-пролетарскому — из горлышка... Не угодно? — он балансировал на трепещущей палубе катера, выражая пьяное, подчеркнутое внимание всем своим осовелым личиком. Я оказался в несколько затруднительном положении, но, к счастью, собеседник мой сделал вдруг неожиданный пируэт и устремился на корму, повидимому, совер­ шенно позабыв о моем присутствии. — Павлушка, друг, а я тебя кругом выглядываю — давай вот выпьем! Павлушка был долговяз, тощ и мрачен, как «плачущий Гераклит». На его блед­ ном носатом лице загадочно и мертво леденели прозрачные хрустальные глаза. В раз­ говоре с 1 шм первое время я испытывал навязчивое желание махнуть рукой перед эти­ ми страшными глазами — почему-то казалось, что они искусственные, и спокойно по стеклянной лучистой синеве их поползет нахальная муха... В дополнение — мрачно опущенные углы губ, с припухшей нижней, открывающей ряд мелких, крепких зубов. Повидимому, он совершенно не пил — в противовес своему' легкомысленному прия­ телю. Отмахнувшись пренебрежительно от «пионера», он обратился во мне: — Да, смычка... Это разве смычка, это разве порядок? Да вот посмотрите •— еще и в деревню не приехали, а уже кругом пьяные, безобразие... А еще в деревне, того п гляди, водку будут продавать... Чтоб на «смычке» продавали водку— этому я поверить не мог. На площади наспех были сооружены подмостки -— что-то думали ставить. Ска­ кали, метались по кочковатому, ухабистому «полю» обалделые футболисты, с пронзи­ тельным свистом трусил за ними весь в мыле счетовод — судья самого неспортивного вида. — Вот, пожалуйста, продажа прохладительных напитков — распивочно и на вынос... — проскрипел у меня над ухом недовольный Павлушка — в палатке вот, на самом видном месте... А для рабочих — в долг, на запись — бери, что хочешь... Ну, порядочки...