Сибирские огни, 1929, № 3
— Ладно, приду, моя дорогая.— Схватила ее, подбросила кверху, посадила на свое плечо и, два раза повернувшись и поцеловав, опустила. Зоя прыгала и визжала: смех ее бойкий лился весенним ручейком. В чужой радости Агриппина топила недавнее огорчение; взяла девочку за руку и повела ее к дому. — Я тебе что-то сделала. Хорошее. — Что? Скажи, Грипина Федоровна, скажи!— Зоя прыгала и висла на ее руке. Отворив дверь, Агриппина остановилась, не решаясь перешагнуть порог: по средине избы, раскинув руки, лежала Хиония. Она не сделала ни одного шага от того места, на котором оставила ее Агриппина. На синих губах остановилась рвота, а в расширенных зрачках неподвижных глаз застыл испуг. — Сдохла. За спиной прозвучал знакомый голос: — Что народ столпился? Агриппина молча, глазами, указала на труп и глубоко вздохнула. — Околела? А я хотел ребят затруднять. Не ошибся: знал, что скоро подох нет,—Ефим так хлопнул Агриппину по плечу, что она ойкнула; заговорил с боль шим задором, играя словами.— Знаешь: вихорь такой сейчас бежит но земле, что те, у которых кишки тонки и сердишки слабеньки, не переносят. Не под силу. Тер пежу не хватает. Девочка держалась за юбку Агриппины и прятала в ней побелевшее личико. О ней забыли. Вытащив в сени Хионию, Ефим плотнее захлопнул дверь; спокойно разде вался, улыбаясь глазами, будто ничего не случилось. — Тяжелая, дохлятина, — Хоронить придется... — Некогда... на всякую дрянь время терять. Зароют ребята в общую моги лу.— Будто окончив выгодное дело, Ефим хлопнул ладошами и щелкнул пальца ми.—Поесть бы мне. Собери на стол. Агринина пошла в куть, а девочка, выпустив подол, осталсь у лавки. Ефим тогда лишь вспомнил о ней: — A-а. Тут гостья. Здорово. Давай руку.— Зоя подала ему ручку, он при крыл ее широкой ладонью и потряс, пожимая.— Ты в коммуну запишешься?— на клонился к ней. — Запишусь!— Она кивнула головой, светлые кудерьки на лбу, не прикры тые шалью, шевельнулись, но, взглянув в его глаза, стыдливо отвернулась, рассы пая мелкие искры смеха, Агринина положила на .ртол три калача хлеба и пошла в куть за щами. Не ожидаясь ее, Ефим схватил верхний калач, не откусил, казалось, а вырвал зуба- «и мягкий бок его. Агриппина захохотала, закинув голову назад, и он видел, как вздрагивали ее крепкие груди. Забывшись, она выронила из рук чашку со щами. 1'°нзительно вскрикнула и отскочила ь; лавке. Осознав случившееся, опустилась р3 колени; собирала белые обломки фарфора, складывая в подол. Громкий хохог 4'има заставил ее вздрогнуть. — Чо ты ржешь? Щей-то нет больше. — Ну, и не надо. Молока давай:— Посмотрел на обкусанный калач, разло мил его и одну половину бросил на стол. Он заметил тогда, что в нем произошла е 1,льшая перемена, будто кто-то растопил его, как воск, и мягкой ладонью стер- рыи и часто напоминающий о себе угод. Не так бы раньше отнесся к Устинье,. ли ”ы она уронила чашку перед его голодными глазами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2