Сибирские огни, 1929, № 3
Космач прыгнул на яр, но, потеряв силу, покачнулся и сел, тусклым и гру стно-спокойным глазом посмотрел на хозяина, будто сообщая о большой своей, еще нм самим не понятой, беде; дрогнув, повалился на бок. Спрыгнув с лошади, Ефим заметил красную полоску от дороги до проруби и от проруби до яра. Брюхо лошади было проколото, и вывалившиеся кишки тащились спутанными веревками. Ефим погладил морду. Гнедой поднял голову, посмотрел на хозяина и беспомощно опу стил ее. — Через десятки боев прошли, а вот... У проруби лежал труп, старик, подымая его, что-то кричал. Ефим не мог смотреть туда, взмахнул руками, стукнул кулаком о кулак и на четвереньках полез на яр.' На мосту рубили последние веревки и сбрасывали на лед бороны. Ефим даже удивился, что все это произошло в какую-то одну минуту, меньше, казалось, в миг. Проскакало несколько верховых. — Спешился, — кричал Макар. — Вон лошадь, хватай... На главной улице повстанцы, не успевшие покинуть села, падали с лошадей и. пригибаясь, убегали в пригоны, чтобы пролежать там до вечера. За последними убегающими из села гнались трое, опустив поводья разгоряченных, как на бегах, ло шадей. Карий иноходец, закусив удила, летел впереди, Ефим часто хватал из сум ки прилипающие к мокрым пальцам холодные обоймы. — Вот гад! — после каждого неверного выстрела вырывалось у него. Возвращаясь от Скакунки, где он оставил преследуемых, Ефим пронесся мимо дома, будто не заметив его и не подумав ни о ком из обитателей этого двора. В селе было тихо. У тесовых ворот больницы, мимо которой проезжал ‘ Ефим, стояли две лошади, пот мыльной пеной стекал с них. В доме угрожающе покрикивали и топали ногами. За воротами щелкнул выстрел. Ефим бросил повод своей лошади Макару и побежал в ограду. Во дворе никого не было. Около крыльца, раскинув руки, лежал на спине Трифон Никонович, редкая бороденка его торчала огненной кистью. Ефим заметил на ней красные бусинки еще не застывшей крови. — Ага! — В этом слове была злая радость и восхваление того, кто был ее виновником. — Главарем был... В комнате фельдшера Усиха, под огромным фикусом сидел Васин и его това рищ с красными бантами на грудях. В углу стояли винтовки. Хозяин с легкостью "фицианта крутился около Васина с четвертью в руке, наливал им по полстакана (нирта, разбавляя водой, кланялся: — Кушайте... мяско. Пейте на здоровье. — Ефим заметил, что у него дро жала даже спина, а крутые плечи некрасивого человека подергивались. — Это что за праздник? Мать вашу... — рявкнул он. Усих улыбнулся, пытаясь быть веселым, низко поклонился. — А-а-а. Здравствуйте! — протянул руку со стаканом. — Кушайте. После Усталости — хорошо... полезно. Маша! — крикнул он. Из соседней комнаты выкатилась низкорослая и толстая, как боченок, жен щина со смеющимся полным лицом и, кивнув Ефиму маленькой головой, загово рила, стараясь быть беззаботнее и интереснее: — За мое здоровье. Выпейте, хотя стаканчик. Знаете: жизнь нам дана для * рнщин, для вина. — Прищурив левый глаз, она улыбнулась, сверкнув зубами, ‘’глянулась на дверь, прикрытую темно-зеленой шторой. Васин, не решаясь встретиться со взглядом Ефима, заерзал но полу, будто ' Низу жгло его и он не находил места, где бы присесть. Не выдержав, поднялся и, вытянувшись перед командиром, сказал: — Товарищ командир... он — за белых. — Рукой показал на фельдшера. — 1'вбегаем мы, а у него, в той вон комнате, значит, Тришка лежит. Так, что он бан- 1Ита лечил. Алимент он, надо его...— Васин споткнулся на этом слове и закашлял.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2