Сибирские огни, 1929, № 3

сался? Я скажу тебе крепко, как старая береза, то, что от земли пошло и господом благословлено. — Именно! — воскликнул Гриша и, подтверждая слова отца, качнул го­ ловой. — Да я не про то, милый мой. Шут с ними, с коммунами этими. Одно хо­ рошо: смело берутся... Во мне кровь играет, когда я вижу такую работу. Строют кабак — я радуюсь, а сам я непьющий. Видно, с молоком матери высосал. Мать у меня... — Молокососов слушаешь, — Гурьян гневно повел щетинистыми бровями.— Губы-то не обсохли, а он уж начальник. Оттого и жизнь глупая. Ране-то вот с ка­ кими бородами в старосты, да в старшины выбирали... — Я думаю, ум-то не в бороде, — Никита прищурил хитрые глаза. — Дурак скажет, что — в пятках. У богатыря одного, — в писанье есть про него, — сила была в волосах. Сила и ум — брат с сестрой, а борода — с воло­ сами. — Ну, ладно. — Переходя на сугубо деловой тон, Никита сказал: — Мне напарья нужна, дайте, пожалуйсто. Оттолкнув стол, Гриша вышел на середину комнаты и потянулся. — Ефимковой партии ты, а я не знал. Не дам напарью. — Ничуть не бывало. Откуда вы взяли это? — горячась, рубил ладонью воздух. — Для меня хоть сам дьявол будь, лишь бы строил. — Одел шляпу и встал. За окном скрипел снег под десятками копыт. Сквозь обмерзшие стекла окон слышалось протяжное: — Тпр-р-ру-у-у. — Амос. — Гурьян тер дед на стекле шершавой ладонью. — По какому делу осподь его принес? — Тоже, наверно, воюет. — Амос — умница мужик, один из всех сыновей... В комнате Амос обрывал с бороды и усов ледяные сосульки, мял озябшие пальцы и постукивал ногой о ногу. — Вот... ядрена зелена, ядри его лять! — Покрикивал оживленно, что с ним бывало очень редко. —- С мяском встречайте. На неделю для всего войска хватит. Гриша, встав на коленки на широкую давку, смотрел в верхнюю клеточку окна, где стекло было свободно от льда. По двору бродили коровы, собирая клочки сена, и он узнал синюю корову, из-за которой при дележке имущества дело дохо­ дило до драки. По жребию она досталась ему, Грише, но Ефим заявил, что не отдаст ее и направился в пригон. Если бы жена не разняла их тогда, неизвестно, чем бы кончилась эта первая схватка. Она кричала, расталкивая и вставая посредине: «Брось, Гришка! Наживем еще лучше, пусть берет». — Хапаное-то впрок нейдет. Ха-ха, — зло похохатывал он. — Все назад оборотится. — Ты состоишь в дружине? — Амос подошел в Никите. — Человек ты знающий, бывалый, пособить можешь во всяком деле. — Стар я. — Он за кумынистов, — голос Гриши надломлен злобою. — Да ну? Вот ядрена зелена. Все у тебя отобрали, а ты за них же. Чердак-то у тебя варит ли? Оживленность Амоса, всегда молчаливого и тихого, удивляла, он казался теперь пьяным буяном, перед дракой засучивающим рукава. Хотелось махнуть РУ' кой на все и молча уйти, но, поднявшись с лавки, ответил тем же спокойным го­ лосом: — Я не сержусь: надо — пусть берут. Я только против войны... Брат на брата идет, разве хорошо это?