Сибирские огни, 1929, № 3

— Ты, стерва такая... Не видишь, кто пришел, а?— кричал возбужденно, слюна летела изо рта его. Он больше махал руками и кривлялся, чем говорил. Агриппина отодвинула от себя самопряху и встала. — Ишь расшумелся. Аника-воин...— Уперла руками в бока, качнувшись в стороны всею верхнею половиною туловища.— Страшно как, даже юбки дрожат. Прошла в куть и вернулась с чашкой щей в одной руке и калачом в другой. — Садись, Григорий Гурьянович,— сказала с иронией и, презрительно улыб­ нувшись уголком рта, низко поклонилась. — Ты... Я тебя... космы выдеру. — Руки коротки. Она вернулась в куть и остановилась, взявшись руками за полку. Правая ру­ ка ее сжимала тяжелую сечку, которой обычно рубили капусту и мясо. Гриша из-за занавески не видел рук ее; он видел только, ка к низко опустились ее брови и от носа к уголкам рта легли глубокие морщинки. Непокорность острой бритвой резала сердце. Сжимая кулаки, шагнул к ней, но в сенях кто-то стукнул, и он, по-воров­ ски оглядываясь на дверь, вернулся к столу. — Бил бы. Чо трусишь? Она говорила громко, чтобы слышал свекор, покашливание которого разда­ валось за дверью. Гурьян, помолившись, поздоровался с сыном и погрозил снохе нераспрямляющимся пальцем. — Зубы долги у тебя, Агриппина. Слышу, против мужа говоришь. По на- иождению нечистого делаешь. Муж тебе богом дан, а ты...— Старик подходил к ней, и сердитое ворчанье его переходило в брюзжанье.— Муж, так муж: побьет и приголубит. Бабу не бить, так и милу не быть,— старики говаривали. Вот. Повернувшись к сыну, говорил строже, многозначительно покачивая пальцем: — Вожжи распустил, парень. Я гляжу, от рук она у тебя отбилась. Отца срамишь на старости лет. Бабу держать надо вот как.— Дернул к себе крепко сжа­ тые кулаки, будто враз осаживал резвую лошадь, вместо шага, бросившуюся гало­ пом.— Не даром пословица говорится: «Бей бабу обухом, припади да понюхай, ды- шит-морочит, еще хочет». Так раньше-то делали, дак бабы шелковью были. Эдак было. Вот. — Было, да свиньи с’еди,— поговоркой ответила Агриппина.— Старые по­ рядки для нас не закон. Я ему обухом-то и сдачи дать могу. Остановившись у двери, сказала громче: — Ты молчи, старая язва. Не лезь в чужие дела. Придешь без него— ухва­ том встречу и кочергой провожу.— Между бровей ее прыгали, исчезали и снова по­ являлись две глубокие морщинки. •— Гришка! Мужик ты ей или нет?— взревел Гурьян, когда сноха была уже за порогом. Руки дрожали, из ложки выплескивались щи: Гриша говорил отрывисто, от­ крытым ртом уставившись на отца: — Ты облюбовал... сказал: «Хорошая девка, от хороших родителей». Кабы знатье— ни в жизнь бы не взял. Лучше камень на шею... Ничо не боится, никого не стыдится. Гурьян заметил, что глаза сына стали влажными, покачал головой и сел ря­ дом с ним. Они сидели молча, не решаясь взглянуть друг на друга. Отец начал спо­ койным и тихим голосом: — Поробить не придешь ли, Гриша? — Чо? Куда? — На могильник, сынок. — А чо там?