Сибирские огни, 1929, № 3

— Веди сюда,— сказал Ефим с некоторым недовольством, будто это огорча­ ло его... Вошли двое и остановились у двери. — Кто такой? — Человек. Вошедший рассмеялся. Голос показался знакомым. Ефим бросил ручку, обронив две капли чернил на недописанное слово, и вскинул голову. — Макар! Да ты откуда, чорт полосатый? Вставая, опрокинул стул. Выбежал из-за стола, пожал холодную руку Макара. — Наш. Коммунист. Черновской,— бросил человеку, сопровождавшему Ма­ кара и теперь недоумевающе посматривавшему на него. — А я думал...— И, не сказав, что он думал, человек этот вышел. — Рассказывай. — Дай обогреться. Самогонки нет? — Я те дам самогонку, чорт полосатый,— погрозил толстым и негладким, как комель осиновой тычинки, пальцем. Макар подошел к печке и снял старый полушубок, казалось, состоящий ис­ ключительно из заплат. — Голову оторвать хотели сволочи. Поставили на камень на змеиной горке... Внизу река шумит,— там, знаешь, полое место зимой бывает... IY. На улицах Чернового было такое же оживление, как в последние дни масле­ ницы, только не было песен, не визжали гармошки и ездили мужики не на кошев­ ках, а в седлах. В селе, кроме трех рот, сформированных из черновских бородачей, стояло еще два батальона мужиков соседних деревень, вооруженных, как и все остальные, в большинстве пиками и плетьми-двоехвостками. Среди них много было таких, ко­ торые шли не по своей воле, а потому, что их мобилизовали или потому, что идут другие и отставать опасно— могли заподозрить в сочувствии коммунистам. Агриппина подолгу простаивала у ворот, навалившись на сосновый столб. — Войско тоже, язви их. Тьфу! Дураки такие... с плетьми пошли,— ворча­ ла она.— Всех перебьют. Думают, что, как партизаны тогда... Тогда все мужики, кроме попов да торгашей, лавиной шли на Колчака, а сейчас с деревни, как с ка­ дочки, обручи свалились, рассыпалась она на маленькие кучки. Шумят все, как осы. Муж ее, как и все, состоящий в «войсках» повстанцев, ночевал в «казарме» п приехал домой только с восходом солнца, когда Агриппина проходила по двору. Он провел лошадь мимо нее, и она не поздоровалась, ожидая, что он первый, как полагается вернувшемуся домой, поклонится ей, но он покосился, фыркнул и от­ вернулся. — Погоди, покоришься,— думал он. Остановившись у пригона, он оглянулся, думая, что жена идет за ним и от­ крыл рот, чтобы обругать ее, но увидел лишь, как серая юбка скрылась в дверях сеней. — Ты-ы-ы...— это слово заетряло в зубах, и он ничего не мог крикнуть, а лишь громко промычал. Когда он зашел в комнату, Агриппина покачивала ножку самопряхи, сосре­ доточив взгляд на кудельке, часто дергала лен и не подняла глаз на мужа. Он хлоп­ нул рукавицами, бросил шапку на окно и закашлял. Она взглянула на него из-под «пущенных бровей и наклонилась к пряснице.