Сибирские огни, 1929, № 3
Вот и сейчас. Солнце только что вырвалось из-за рощицы, такое свежее, ласко вое, «а него еще можно смотреть, и чуть-чуть оцарапало плоские заводские крыши, а они уже нагромоздились на конторское крыльцо, сидят «а корточках возле белой стены, мирно жуют хлеб и многозначительно помалкивают. Только одна бойкая старушонка, с перевязанным наискось лицом, шевелит ля гушечьими губами, крестится в сомнительных местах и заглядывает в глаза непросиав- шимея слушателям. Тут же трутся опухшие, самогонщицы с Северных улиц и девочки подростки, одетые в зимние лохмотья. Не в пример приезжим девочки держат себя чересчур сво бодно: ходят по коновязи, балансируя длинными рукавами, возятся, как изшзчики, на певают про «джимми» и «чайный домик» или отбивают чечетку 'стоптанными башма ками. Немного позже они побегут яа базар, и детские голоски задребезжат плаксиво и резко, по-нищенски: — Дрождей, дрождей! Кому свежих дрождей! В верхнем этаже белого конторского дома с треском распахнулась створка. Го луби поднялись над складскими крышами и опять сели. Из окна опустилось полотенцу за ним высунулась седая непричесанная голова. В очереди поднялись, начали заглядывать кверху. Коричневые прутики пылали на ближайшей сюворешиице, полотенце розовело и трепетало на солнце. — Сережа, а Сережа! Провонявший конюшней и лошадьми заводский кучер Самылов остановил руку со скребком на лошадиной спине и поднял монгольскую бородку. — Сережа, заложи-ка мне Беркута, я на базар обегаю! Да поживее. Самылов молча выслушал приказание и опять начал елозить щеткой по спине. — А скоро откроют?— спросили из очереди. Голова посмотрела на самогонщиков, блеснула серебряными бровями, улиткой втянулась в -окно и утащила за собой полотенце. Створка захлеинулась. Василий Семенович Иванцов, по-старому приказчик, а теперь завхоз, отошел от окна и направился в комнату. Жена только что поднялась и, стоя, дремала у окна в летнем пальто, одетом пря мо на рубашку. — Ты, Груня, зря беспокоишься. Я чай пить не буду. — Как хочешь. Василий Семенович провел полотенцем по лицу и посмотрел в зеркало. Его уди вили опухшие веки. Две- морщины на слежавшейся щеке шли рядом и краснели в глу бине. Он отвернулся, разогнул заскавшиеся рукава, пригладил седенькие волосы, натя нул френч и присел к столу. Жена принесла из буфета графин «пирту-сырца, масло и хлеб. Больше у меня ничего нет,— об’явила она. - Ну, что ж, ладно и это,— ответил Василий Семенович и опрокинул стаканчик. Спирт обжег во рту, Василий Семенович сморщился, замигал прослезившимися глазками, через силу крякнул и стал рвать волосатыми палцами кусочки хлебного мя киша. Рот хватал кусочки по-собачьи. Они летели, не задевая прокопченных таба ком усов. После зажуоки Василий Семенович .придвинул стул, уселся поудобнее, наложил на хлеб масла и начал осторожно жевать. Кое-где уцелевшие зубы натыкались друг иа друга и чакали. Василий Семенович хватался рувой за щеку, ждал, когда утихнет боль. Глотал спирт. Лицо оживало, краснело, нос наливался фиолетовой кровью, тепло расходилось по телу и радовало Василия Семеновича. — Я на базар поеду. Тебе ничего да надо?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2