Сибирские огни, 1929, № 3

заться, что паук смотрит не на муху, а на него, Кольку. Глаза у паука ширятся ра­ стут, страшная голова обрастает волосами, и перед ним уже не паук, а Михайло Евграфыч: — Овцы-то у тебя где?— течет из вытаращенных глаз медовый ласковый голос. — Михайла, Михайла! Побойся хоть бога, — хрипит Авдотья. Колька вскакивает и не понимает, что происходит вокруг. В лунном свете на полу нелепо барахтается и мычит Фетинья. Босые ноги ее упираются во что-то тяжелое, большое, что навалилось сверху. Колька похолодел от ужаса.. Метнулся к дверям, но остановил голос Авдотьи: — Спички там!.. Спички на шестке! Лампу!.. Колька кинулся за перегородку и, нашарив спички, зажег лампу. С полу поднял­ ся Опутин и, тяжело сопя, сел на лавку. Фетинья вскочила, выплюнула заткнутую в глотку тряпку и, выскочив босиком на снег, закричала пронзительно и отчаянно. Разбуженные соседи торопливо пробегали мимо визжавшей Фетиньи в Опутин- ский дом. — Што такое? Што случилось? — спрашивали тревожно. Михайло Евграфыч оправился и с усмешкой раз’яснил: —• В городе я, значит, был, деньжонки кое-какие привез. Вот они где,— вы­ тянул из-за ворота мешочек. — Девка-то и подсмотрела. Ну, гульнул сегодня, уснул тут. Она и подобралась... Помял малость ее! Да это што, дело свойское, не в претензии я! Люди, усмехаясь, заворачивали к дверям. Вдруг с кровати поднялась страшная своей худобой Авдотья и сурово сказала мужу: — Што ты врешь? Показывая на Опутана сухой в синих вздутых-жилках рукой, она хрипела: — Не верьте! Охальничал он тут... Вот Колюша свидетель! Выборных созовите. Гумагу составлять...