Сибирские огни, 1929, № 3
30 и. усов Баба смахала с рублевкой в соседа, на столе маслянисто залоснилась ■бутылка перегону. Выпили. Баба поставила вторую. Захмелевший Опутан рассказывал: — Приезжаю, значит, я, наслышан был по газетам, в эту самую «Ону», По бу магам у меня недостача. Нехозяйственного списка из сельсовета нет. Я туда, сюда... Нет, так и нет! Где ело возьмешь? Да как осмотрелся', вижу: им бы только ребят спих нуть! Взял да квитанцию сельхозналога по сдаче и прикинул... — Прошло? — спросил сват. — Прошло! — махнул рукой Опутан. — Поразговаривали они со мной, — для виду только слова, — идите, говорит, и выбирайте... Пошел я, значит, конфеток прихватил, маленького чем другим возьмешь? Тому сунул, другому,— ну, ребята и набросились на меня. Тот просится, другой... А я это смотрю: которого? Вижу — этот паренек — в углу и конфеток не просит. Я к нему: то, се — «огласился парень. Шесть червонцев, надел — Bice честь честью за мной. — Дело! — густо в черную бороду прогудел сват, — от денег да от надела ■— дурак разве откажется? Попытаю я я! Должож тебе отдам, глядишь, и крышу напра влю! — Должок не на векселях нисан, когда отдашь, тогда и спасибо скажу! Главная суп. тут не в том, — снизил голос Опутин, — главное в другом! Посуди сам: коней у меня пять, торов и до десяти наберется... А там свиньи, телята, овцы... Как сход, дерут мужичонки горло: кулак! Какой я кулак, когда горбом своим нажито? Опять же налог, что ни год — надбавка! А с рабочими? У меня вон Микишка жил. Замаял варнак но судам! А тот у них батрачкой — дохнуть не дают, подлецы! Плюнешь — плати! Из головы своей вошь вынешь — плати! Да что же это такое? — Нда! Оно тово... — запуская в косматый затылок закуренные ногти, не определенно промычал сват. — Нет, ты рассуди, сваток! — загорячился Опутин. — Микишка мой. Я ему: фактически ты работаешь вровень с нормой! По кодексу! А он, что бы ты думал? — Фактически я вдвое перерабатывал! Где это он вдвое переработал? По каким таким часам? У нас солнце часы! А оно летом восходит в три, а зимой в девять. Одно на одно и набегает... Сваты выпили. Опутин, утирая бороду, заговорил еще тише: — Ну, а этот, как. свой, считается. В договоре у меня — льготы на него!.. — Поеду! — решительно сказал сват, — крыша решето-решетом. Под вечер Опутан с Колькой .выехали. В поле мел». Плыли мимо 1 гризрачные в белой снежной пелене леса. Распаренный перегоном и чаем, Опутин жарко распахнул тулуп и.‘ развалясь на соломе, пел: По серебряным волнам, Ой, да по златым песочкам... IV. Колька зажил на новом месте. Опутин одел его в теплый полушубок, новые ва ленки, был с ним ласков. Иногда Колька принимался просвещать зубоскалку-Фетинью: — ты какая наросла, а электричества даже не знаешь! Хватила бы его ру кой, оно как шило! Скоро все деревни электрифицируют, Ильич так велел!.. Фетинья хохотала до слез над Колькиным враньем: — Умора! Уморушка ты, Колька! Чего она, дура? — недоумевал он, обращаясь за поддержкой к хозяину. Опутин отводил от Кольки упорный взгляд тяжелых серых глаз, ласково говорил: Сбегай-ка лучше, дружок, напой телят да отнеси в соседи «пудовку». Не досуг нам с тобой этими разговорами заниматься! Колька послушно срывался с места и бежал к телятам, к свиньям, в соседи и ка речку за водой. К вечеру, набегавшись, еле волочил ноги! Хотелось сорвать
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2