Сибирские огни, 1929, № 3

З а недостатком места, ограничиваюсь приведенными примерами. Пусть начи­ нающие писатели сами почистят текст руководства. Перехожу к погрешностям против смысла. «Когда речка взломает лед и сносит стога» (67). Речки ломают лед весной, а какие же стога в это время года? «После Пушкина уже символисты на чали писать иначе» (69). Что значит это героическое «уже»? Иначе, чем Пушкин, писали уже Тютчев, Лермонтов, Некрасов. Если даже стро­ ить эволюцию русского стиха по при­ знаку совпадения счета слогов и счета ударений (силлабо-тонический стих), все равно — фраза Шкловского порочна: «уже» тут не при чем. Пример с фельетонами Сосновского, которые будто бы «часто появляются в газете «Правда», звучит, как досадный анахронизм. Стихи Пушкина на стр. 71 ошибочно напечатаны в одну строчку: получился какой-то восьмистопный ямб (Еще один случай с новооткрытым Пушкиным!). Введение к книжке представляет со­ бою род философии писательского ре­ месла. Шкловский советует начинающим писателям идти в жизнь и обзавестись второй профессией. # «Литературное произведение не про­ исходит от другого литературного про­ изведения непосредственно, а нужно ему еще папу со стороны. Давление времени является прогрессивным фактом, без не­ го нельзя создать новые художествен­ ные формы» (15). Не оспаривая необходимости для лите­ ратурного произведения папы со сторо­ ны, можно пожелать, чтобы Шкловский точнее уговорился насчет того, что он подразумевает под «давлением времени» Термин слишком широк, чтобы отожде ствлять его с понятием второй профес­ сии (юфанство Толстого, стенография Диккенса и т. д.), и, я бы даже сказал, слишком соблазнителен. Как бы предвидя недоумение наивного читателя, Шкловский через шесть строчек подменияет давление времени давлением материала. На этот раз термин раскрывает­ ся. Вам подаются испорченные куски мра­ мора, которые Микель Анжело любил брать для своей работы, потому что они-де давали неожиданные позы его изваяниям. Так сделан «Давид». Любознательный читатель может по­ думать, что «Давид» сделан несколько иначе, тогда Шкловский апеллирует к театру Шекспира: «Технику Шекспира нельзя понять, не зная устройства шекспировской сцены» ( 6 ). Мы сопротивляемся этой мысли. Кате­ горичность ее тона не оправдана. Нам кажется, что к пониманию техники Шек­ спира ведут более сложные пути. Можно сослаться на известного филолога-англи- ста Л. Шюккинга, который об'ясняет осо­ бенности шекспировского театра влияни­ ем современного ему зрителя, отсюда— народность драм Шекспира, т.-е. в пер­ вую очередь связь их с техникой внели- тературного жанра анонимных пьес бро­ дячих комедиантов*). Таким образом в случае с Шекспиром легче говорить о давлении социальной атмосферы, давле­ ние же материала оказывается фактором второстепенным. Но термина «социальный» в словаре Шкловского нет. Его руководство «вне политики». Правда, присутствие социаль­ ного момента можно заподозрить в со­ вете: «Стараться не избежать (не избе­ гать?) давления своего времени» (6). Но по смыслу контекста (введения) «давле­ ние времени»—это никакая не социоло­ гия, а в лучшем случае... «вторая профес­ сия». Шкловский пишет: «Пока современный писатель будет стараться как можно скорее попасть в писательскую среду, пока он будет ухо­ дить от своего производства, до тех пор мы будем заниматься каракульчевым ов­ цеводством, а это овцеводство состоит в том, что овцу бьют—она делает выки­ дыш, а с мертвого ягненка сдирают шку­ ру» (6-7). Таким образом получается: для того, чтобы быть хорошим писателем, доста­ точно знать, например, кузнечное дело, так как «человек, имеющий профессию, описывает вещи по-своему, а это инте­ ресно. У Гоголя кузнец Вакула осматри­ вает дворец Екатерины с точки зрения кузнеца й маляра, и таким способом Го­ голь смог описать дворец Екатерины». Одно из двух: или Шкловский прав, и тогда в историю литературы поступает свежее открытие: Гоголь имел вторую профессию, он был кузнецом! Или Шкловский не прав, и тогда дело со вто­ рой профессией должно быть сдано в архив неудачных софизмов, которыми твердокаменный формалист однажды пытался оживить ремесло писателя. Но Шкловский не безнадежен. Чело­ век, обогативший мастерскую современ­ ного литературоведения целой системой целесообразно сделанных инструментов, не может ошибаться так примитивно. Немыслимо, чтобы этот остроумнейший реформатор литературной технологии сознательно мог сводить программу вос­ питания писателя к единственной зада­ *) Социология литературного вкуса. Academia, 1928. Статья: .Шекспир, как народный драматург* (129—149).