Сибирские огни, 1929, № 3
Вначале автора-иностранца ругают, почти как на базаре: он-де и негодяй, и мерзавец, и чуть ли не фальшивомонет чик. Потом, придравшись к какому-ни- будь мелкому эпизоду из выпускаемого романа и притянув за волосы кое-какие положения из зачатков политграмоты для школ I ступени, заявляют глубоко мысленно, что автор, хотя он и такой-ся- кой (костят уже не так сильно!), все же, «помимо своей воли», не смог не отра зить разложения буржуазного общества, его закат, обреченность и т. д., и т. д. Заключение обязательно «за здравие»: негодяй и шарамыжник оказывается вы соко талантливым, а «предлагаемый вни манию советского читателя» роман— вы соко-художественным, блестяще напи санным и пр. Раскрывает книжонку этот самый зло счастный читатель и, если он заставил себя прочесть нудное предисловие, уди- в л я е ^ к пахнет, действительно, дурно; запах, слов нет, скверный, но это не за пах разложения, а омерзительный запах непроветренной спальни и неубранных остатков отдельного кабинета. Прочтет главу-две и еще более удивляется: «Вась ка слушает да ест», никто в книжке и не думает «разлагаться», герои и геро ини, маркизы, лорды, графья и князья резвятся и веселятся во-всю, и житьиш ко их и зображено в самых беззаботных тонах,— словно им и в действительности ничто и никто не угрожает и «царствию их не будет конца». Так, в предисловии к омерзительно-слащавому и слюнявому роману матерого пошляка Гвидо-де-Ве- рона (изд. «Космос») «Цветок моего са да» глубокомысленно заявляется, что «сад— это буржуазное общество, цве ток— все то гнилое, что оно возрасти ло»... а роман начинается с места в ка рьер крылатыми словами: «В первый раз она потеряла свою девственность в один из апрельских вечеров» и т. д., и т. д.— какое уж тут «разложение», ежели деви ца настолько талантлива! Из всей переводной макулатуры, вы брасываемой за последнее время на книжный рынок, бесспорно наибольшим «успехом» пользуются романы Оливни Уэдсли, выпускаемые обычно без пре дисловий. Должно быть, ни один из при сяжных изготовителей предисловий не берется за непосильную задачу— к ка ждому роману этой английской дамы написать для губ и окрлитов подходя щие советские фразы ! Некоторые рома ны ее вышли уже повторными (6-м, 4-м) изданиями, один роман («Жажда любви» н «Любовь Сары Десанж») выпущен двумя издательствами, понятно, под раз ными названиями, и каждый работник книжного прилавка, библиотек, ж.-д. книжных столов и газетных киосков подтвердит, что не только остатки «дам», но и советские женщины, девицы и де вушки, учащиеся и граждане с портфе лями (с ручками!) требуют непременно все эти сладкие «Горькие услады». В а ляясь на диванах, все эти читатели заму соливают углы страниц уэдслевских кни жонок , зачитываясь историями о том, как он и она внезапно, с размаху полю били друг друга на смерть, как им меша ли обстоятельства и как под занавес, в «диафрагму», они взасос поцеловались и приступили, говоря языком Лебядкина из Достоевского— «к брачным и закон ным наслаждениям». Успех Уэдсли на столько внушителен и в советских усло виях удивителен, что пора внимательно рассмотреть ее продукцию и, как это ни скучно, подробно остановиться на ее произведениях. Дадим слово, ш в о з можности, самой Уэдсли. Роман «Ты и я» — почему «Ты и я» известно, главным образом, переводчи це— m - m Уэдсли переводят большей частью женщины и переводят пре скверно. «Море сверкало, как весеннее дамское манто» (стр. 5)—какое тонкое художе ственное сравнение!— а в курорте на бе регу моря проживает некая Тото, 17 лет, основное занятие которой заключается, в том, что она невинна, что кожа ее—бе лый вельвет» (стр. 18), а глаза «зеленые». Ее от’езд из Швейцарии оплакивает ка кой-то «Гравелоти— русский революци онер», хотя после войны, как известно, в Швейцарии проживают одни русские контрреволюционеры... Проживает с ней ее «дэдди», каковой кличкой Тото о б о значает папашу по фамилии Гревияль. Папаша «был из типа жгучих брюнетов, которые либо слишком бросаются в гла за, либо производят особенно благород ное впечатление» (стр. 13)— счастливые жгучие брюнеты! Папаша носит монокль и, кроме того, «славился тем, что во все игры играл мастерски и по крупной» (стр. 14). В Тото влюблен Чарльз Трэ- верз— «молодой американец, очень б ог а тый, воспитанный, прямой юноша, на к о тором лежал отпечаток какой-то необы чайной и приятной чистоплотности, с о ставляющей, повидимому, торговое клей мо молодой Америки» (стр. 12),— а мы и не знали этой штуки о «молодой» Аме рике! Н о Тото внезапно полюбила 40-лет него красавца Ника Темпеста, так ска зать, молодого Чемберлена— английского дипломата. Папаша, т.-е. «дэдди» был в разводе с «мамми, т.-е. мамашей, но вто рой муж «мамми» убит во время автомо бильной катастрофы, и «дэдди» с «мам ми» вновь поженились. Т.-к. мамаша не любит Тотошу— дочка с т а р и т ! — она ее
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2