Сибирские огни, 1929, № 3

н. к. л и т в и н ' v Пушкин и Сибирь Пушкин не был в Сибири. Годы его ссылки протекали вдали от «страны снегов, страны немых изгнаний». Вначале высылка иа юг, а лото* вынужденное уединение в селе Михайловском отметили собою те пушкинские годы, о которых он вспоминал по­ том в одном из своих стихотворений: — Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем Я —жертва клеветы и мстительных невежд... Вопреки обыкновению, установившемуся в те годы у вершителей русских судеб, Пушкин «постигнут был гоненьем» ие в Сибирь. Но в течение долгого ряда лет, может быть, даже всей его жизни, призрак Сибири тревожил поэта. Стоит вспомнить, что еще в ряду его предков, появлявшихся при дворе москов­ ских царей, были лица, которым преходилось, не по собственному желанию, шагать по сибирским трактам и дышать воздухом сугробов. Увековеченный им дед, знаменитый «Арап Петра Великого», чуть не погиб в снегах тобольских равнин: 0 сибирских его днях Пушкин писал: «После смерти Петра Великого, судьба Ганнибала переменилась. Меньшиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел епособ удалить его от двора. Ган­ нибал был переименован в майоры тобольского гарнизона и послан в Сибирь, с пору­ чением измерить Китайскую стену». Однако, пылкий характер «тобольского майора» не мог' примириться с паломни­ чеством к Китайской стене. О развязке всей этой истории Пушкин говорит в той же биографии Ганнибала: «Впоследствии он самовольно возвратился из Сибири. Миних спас его, но он до самой кончины не мог без трепета слышать звон колокольчика». Самого Пушкина обошла Сибирь. Но трагедию Ганнибала, с вечным ожиданием под окнами фельд’егерского колокольчика, пришлось унаследовать его внуку, в жизни которого не раз готовилась фельд’егерская подорожная в Сибирь и которого сласало только то, что сами цари Александр I и Николай I медлили перед этой ссылкой. Как бы ни было задавлено тогда общественное мнение, но и оно могло вспыхнуть негодованием по поводу изгнания поэта, потому что в «сочинителе Александре Пушкине» вся чита­ ющая Россия уже видела растущую гордость русской литературы. В буйные после-лицейские годы, когда поэту только что исполнилось 20 лет, жандармы Александра «благословенного», этого кабинетного мистика и царственного масона, едва не угнали Пушкина «во след Радищеву». Произошло это в первые дни, когда высшее общество обоих русских столиц было наполнено брожением, порожден­ ным русско-французской войной. Пушкин вращался тогда в кружке, завсегдатаями ко­ торого были Н. И. Тургенев, Чаадаев, Катенин, Раевский, Пущин и прочая светская мо­