Сибирские огни, 1929, № 3

надрывно скрипели, от лошадей шел пар, мужики тонули в жидкой осенней грязи и тяжко матерились. Домой, в Грачевку, обозники приехали навеселе, о стоверстном, 'грудном пути напоминали только обозначившиеся ребра лошадей. Деревня отмылась, очистилась, забыла бессонные ночи в неубранных полях. Но раньше, чем погрузиться в белые перины глухой деревенской зимы, нужно оправить свадьбы. Наступают веселые, пьяные, полнолунные осенние вечера. Свадебное зарево песней и винного разгула вспыхнуло в сердце села— в широкой Карабановке. Заголосили, заплясали по улицам хмельные свахи, зазвенели бубенцы свадебного «поезда», запахло жирной сдобыо званых обедов. Богатая Карабановка справила вереницу свадеб со всеми нелепыми, красивыми, грустными, унизительными обрядами старины. Девки на возрасте— невесты— с утра белились, румянились, сбивались тесными стайками, оглушительно щелкали семечки. Их взволнованные песни то и дело проры­ вались высокими и грустными октавами. — Ишь, женихов ждут,— добродушно посмеивались над ними молодайки щупая добротность девичьих нарядов. Девки жмутся, опускают глаза. Грустнее всех заводят песню белобрысая девка Наталья да носатая портниха Любаня. Любаня— стареющая, одинокая женщина, вековуша. Наталья грустит оттого, что ей вышли года, а никто не сватается. У нее курносое лицо, все в лапах багравой красноты, при беглом взгляде на которую опытный врач не преминул бы поставить зловещий диагноз. Нечистое лицо свое Наталья и считает причиной несчастья. Она ежедневно до изнеможения натирается мазями и все еще ждет женихов. 2. ВАШ ТОНАР— НАШ КУПЕН, Деревенская осень— девичий праздник ожидания. Со дна скрипучих сундуков извлекаются ярчайшие наряды. Невеста ходит по деревне, овеянная спокойствием и важностью, иод которыми скрывается нетерпение, гордость, страх девушки, сламываю­ щей свою судьбу. Невесту расценивают, как живой товар. Ее хвалят, о ней злословят, вокруг нее сплетается густая сеть цинических намеков и недомолвок, Карабановская невеста Дуняша, набеленная и нарумяненная, ходит по деревне, затмевая убогую улицу Кривушу широчайшей розовой юбкой и шелковым полушалком. Дуняша ждет сватъев. И вот этот день пришел. Дунянгана мать с утра высоко поднимает подол, скребет до-бела избу, накрывает новый сталешник с кружевами... Отец одевает чистую рубаху, жирно маслит прямой пробор и, приглаженный, степенный, покрикивает на оторопевшую старуху. — Сватов ждут,— многозначительно кивают соседи на посветлевшую избу. Сваты приходят вечерком, после стадов. Они почтительно здороваются, садятся под матицей (дальше матицы заходить нельзя) и заводят легкий разговор о том, о сем... —- А мы к вам по делу,— признается, наконец, главный «сваток». — Нюжели? А какое такое дело?— простодушно удивляются хозяева. — Слыхали мы— товарец у вас есть... Старик гладит бороду и упирает глаза в пол. — Дак вот,— усмехается сваток,— ваш товар, наш—«упец. Сколь просишь? Начинается долгий, тщательный торг. У невесты приданого — пять стеганых одеял, пять простынь, дюжина столешни­ ков, дюжина утирок, шаль двухличная, да еще телка, да еще... богатая невеста! Сваты жмутся, бахвалятся своих «купцом». Наконец, ударили по рукам, сваты прошли за ма­ тицу, и отец невесты сжимает в жестком кулаке два помятых червонца— плату за его дочь.