Сибирские огни, 1929, № 3

Машинист подошел к Рякину, похлопал его по плечу и заговорил ласково, ра­ стягивая в улыбку поношенное лицо: — Я вчера тоже клюнул немного. — Чего там немного, когда на карачках ползал. ___ Ну, нет. Я как напился, и сразу спать. Только на крыльце споткнулся, так »та с кем не бывает? Про меня что говорить, ты вот посмотрел бы, как Фомушка от­ плясывал. 1к)т это—да! Напился, ну, прямо на ногах не стоит, а как в гармошку за­ играют, ему плясать надо. Так он за печку держится и пляшет, а каж оттолкнут, сей­ час же валится. А бабы вокруг него, как сороки. Ах, будь они прокляты. — Ты опять у ведерка, дежуришь?— закричал из дверей упитанный Олейников, издали похожий на немца. — Нет, я опохмеляюсь, — ответил Рякин. — Знаем мы, как ты опохмеляешься. Опохмелишься на другой бок. — Я много не пью. Олейников засмеялся, похлопал его по плечу. Теперь совсем шеть нельзя, вот что, Ромаша. — Почему это?—возмутился Рякин. — Директор 'сердится. Он говори, что теперь надо работать, подымать произ­ водство; сначала легкую индустрию, а нотой тяжелую. — Против -индустрии я ничего не имею, только не с этим директором ее по­ дымать. — Ну, что ты, Ромаша. Иван Никитич товарищ хороший, деловой парень, умница. — Барин— твой Иван Никитич, а не товарищ. Ты посмотри, как он одевается. Мы всю жизнь здесь прокорпим, так не оденемся. — А что тут плохого? Ты одеовайся. Кто тебе не велит? — Карман не велит, вот кто! — А ты не пей,— отрезал Олейников. Вчера сколько пропил? Сапога можно купить. — Я на свои пью и никому дела нет. — Знаю, что не на завжомские. Это, Ромаша, верно. Но раз он любит одеться, а мы с тобой выпить— на что тут сердиться. — Нет, уж не хвали. Вчера, понимаешь, что он мне заявил? Он едет в местхоз, а мне в союз надо. Я и приноровился месте с ним. Подхожу я к фаэтону— «Можно с вами?»— «Нет, говорит, нам с вами, Роман Васильевич, не по пути». С рабочим ему не но пути, а с кем же ему по пути, спрашивается. Может, с Колчаком? Олейников отодвинул кружку и ответил: — Нет, Ромаша, тут что-то не' так.. — Как не так, коли вчера было. — Вчера, говоришь? Так ведь ты еще с утра бусой ходил. — Ну, что ж, что бусой! А раз мне надо! Олейников засмеялся, Рякин нахмурился. Маленькие злые глазенки засверкали. Он стал похож на себя. А обычно Рякин ходит хмурый, смотрит в сторону. И только «под градусов» немного. отгаагвает и начинает улыбаться. Подожди, вот как начнет выкидывать нашего брата, тогда другое запоешь,— ответил он. — А за что? А за бражку. Вчера, опять разговор заводил. — Брось, пожалуйста. Это он только сначала погорячится. Потом забудет, и все пойдет но-старону.