Сибирские огни, 1929, № 2

— Вон! Вон! — Позор! Кулацкий стан опомнился, стал отбиваться, ло залу повалился сплошной звери­ ный рев. Чижов развел рутами, неторопливо слез со сцены и направился к выходу. На крыльце кто-то положил ему сзади на плечо руку. Он О'бернулся. Злое, иска­ женное ненавистью лицо Горсуна приблизилось и резко отринуло назад. — Ты пьян, подлец!— оказал Горсун и схватил под руку:— идем! 6. МЫ НЕ ПОЗВОЛИМ! Стенгазета вышла с аншлагом— КУЛАЦКАЯ ВЫЛАЗКА ЧИЖОВА. В заметке «Как это было» Севко рассказывал о выступлении Чижова на собрании в Загузово. Рядом, в отделе «Отвечаем подкулачнику», участники лыжной вылазки высказывали свое возмущение поступком Чижова. — Мы никогда не позволим,— писал Горсун в статье под таким же названием,— стоять в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии и одновременно подпевать ку­ лачью. Ты идешь в нашем строю я держишь в руках наше боевое оружие — пой нашу песню — «Интернационал»... Под статьями и заметками стоял второй аншлаг: — ЧИЖОВ? СКАЖИ САМ— КТО ТЫ? ...Чижов сидел на гауптвахте. Как это вышло? В гостях у Вареньки од выпил. Отец Вареньки плакался между рюмок, что его неправильно лишают голоса, что это «проделки предсельсовета», который уже давно враждует с ним. Вино, горькие речи отца Вареньки, милый щебет и жгучие поцелуи Вареньки,— как вскружилась тогда у него, Чижова, голова! Чижов взглянул на высокое за решеткой окно. К мутному -стеклу льнули су­ мерки. — А дальше? Дальше— собрание, речь Чижова, грозный Горсун, уведший его в какую-то избу, где он проспал до утра,. А утром разламывалась голова, политрук Туе сказал высушен­ ным голосом: — Поговорим в роте. , На обратном пути никто с ним, Чижовым, не разговаривал. Он шел сторонкой, и злоба затрудняла дыхание. В городе Чижов отстал и... попал в пивную. В роту пришел на три часа позже всех— хмельной и скучный, как приговоренный к десяти годам лишения свободы, вме­ сто грозившего расстрела. ■ Его сейчас же арестовали. Туе об’явил безжалостно-официальным голосом: — За самовольную отлучку и возвращение в нетрезвом виде. Чижов понял: не за выступление в Загузово. На второй день на гауптвахту, к вечеру, заявился красноармеец, который, не смущаясь присутствием Чижова, рассказал о вышедшей в третьей роте стенгазете. Арестованные возмущались и отвернулись от Чижова. В роте, между тем, шли боевые споры. Все Полянские земляки, кроме Горсуна и Севко, старательно придумывали— как наказать Чижова так, чтобы он «навеки за­ помнил».