Сибирские огни, 1929, № 2

— А зачел над богом изгаляетесь? А зачем крест пятиугольной звездой антихри­ стовой заменили? А куда товары поспрятали? — Товары вы требуете, спичек и керосину нехватает, значит, по-вашему, и власть плоха. В один .та год мужик оправляется после пожара? Уже взмокли крупным капельками волосатые лица мужиков, у самого голос пе­ рехватывать «тало, а чувствовал, что не все. еще сказал, что закончить нужно, перейдя от общих рассуждений к убеждающим частностям. Зурнин схватил всхрапывание привадившегося к стоике Омельки Прокуд- кина, увидел и сидевшего рядом с ним Автома Пежина. Автом Пежин, время-от- времени, соломиной щекотал у Омельки в носу, отчего Омелька испуганно встряхивал головой, мыкал и «нова храпел. Стоявших около них на отбор бородатых мужиков в но­ веньких азямах эта процедура, видимо, занимала больше всего, и они щурились и содро­ гались от сдерживаемого смеха. «Как в стенку. Врете, прошибу, когда поближе коснется»,— подумал Зурнин, про­ должая доклад. Он внимательно приглядывался к переминавшимся и сопевшим мужикам. Разинутые рты, настороженные лица, открытая ненависть, ненависть, «врываемая под елейным благодушием, и кое-где глаза, .пучащиеся искренней теплотой сочувствия. — Вот этот молодой, широкоплечий с побитой оспой лицом и убегающей к ушам бородкой, наш, непременно наш будет. И тот кривой, все время, протискивающийся вперед— батрак, наверное. Ударю в лоб, крутиться тут нечего, а батраки да беднота и здесь, как и везде есть. Зурнин стал говорить о председателе сельсовета Сухове. — Сухов,— .хотелось крикнуть,— кулак, бывший лавочник, укрывший наполовину от обложения пасеки богатеев,— но Зурнин сказал:— Сухов зажиточный мужик— летом пасека, а зимой соболий промысел, отрывают егв от обязанностей в сельсовете. В сельсо­ вете должен быть (Зурнин хотел опята было и здесь смягчить свою мысль, но «другой» Зурнин перерешил) преданный советской власти бедняк. Желтый, >6щетиной давно небритых щек и кривой на один глаз мужик плохо остриженный, точно обкусанный, под польку, в старой вытертой шинелешке, протискал­ ся, наконец, к столу и, не замечая своего волнения, шевелил сухими, потрескавшимися губами. — Наш будет,— уже со-всем уверенно и радостно отчеркнул его Зурнин. — Эюо добро-то будет, коль гольтяла в начальствах ходить станет, последние штаны с миру слустют, под одну масть всех «равняют,— воспользовавшись передыш­ кой задохнувшегося Зурнина, заговорил из задних рядов дед Мосей Анкудиныч. — Спустют! — С зубов кожу сдернут! В криках прорвалась мужицкая плотина. — Ловко под’елдыкивает нашшет батраков-то! — Погоныша, Гараську Петушонка да Митьку кривого гарнизуй в кумынию. " , — Ремок на ремок— выйдет теремок! — Трем свиньям штей не разольют! -— -Из рогожи— не сделаешь кожи! Мужики качались в ядовитом смехе. Армяки, бороды, плечи— все это тряслось, гудело и кричало. Единственное окно сборни звенело стеклами и казалось, что потолок вот-вот с треском взлетит на воздух, пухом развеются листвяжные плахи от этих жир­ ных, спертых в тесноте, раскатов смеха и выкриков. Дмитрий Седов, нервно щипавший принесенную еще с германской войны шапку «ополченку», хлопнул ее об пол и, сверкая единственным своим глазом, закричал нс- мупленно: