Сибирские огни, 1929, № 2

послушаешь— иди на все четыре стороны, пусть знают люди добры, что Агафон Абад- дуев внуку своему непутевому не потатчик. И стар становлюсь, а пока руки гнутся от отступника помощи не попрошу. Вот тебе и сказ весь. — Вот тебе и сказ весь,— .сам того не замечая, повторял Селифон дедовы слова. А вот ежели мне легче всем, душой своей даже поступиться, сатане ее легче про­ дать, чем выкинуть из сердца Маринушку мою. Тогда что? Как тогда? А? — Люблю, говорит, Селифоша, вот как люблю, а креститься и кержачить с тобой не буду. А у ней не слово, а камень. Селифон задумался и ему показалось, что он подошел к какой-то глубокой про­ пасти и не обойдешь ее и не об’едешь. К двору Амоса Карпнча Селифона приводили все дороги, и сейчас уставившись, смотрит он в окно ПЛОТНИКОВОЙ избы. — У Миронихи собираются, она беспременно там. Селифон бегом побежал на край деревни. У окна Виринеи Миронихи, окруженный озорной толпой мальчишек, стоял огром­ ного роста человек в одной толстой холщевой, ниже колен, рубахе и время от времени переступал босыми ногами, протаявшими в снег выше щиколотки. При саженном росте и непомерной ширине плеч, у него, на тонкой длинной шее торчала голова, величиною с кулак. Издали его можно было принять за плохо сделанное пугало на огородных грядах, с широко раскинутыми в стороны руками и без обычной для пугала шапки. Вблизи же он напоминал длинной шеей и уродливо-маленькой головой большого насторожившегося гусака. Сходство с гусаком увеличивалось еще и тем, что на лице отчетливо виднелся один только чуть не от самых волос начинающийся нос. А широкая, в половину лица безгубая щель, напоминала больше пасть лягушки, чем человеческий рот. — Бваня в бане не ларился! Еваня сучку сосал. С козой венчался, со свиньей спал! Гыы! Снегом его, ребята! Налетай со всех сторон разом! Еваня, не отрываясь, смотрел в мутное слезившееся окно. Но когда приставанья ребятишек, осыпавших его комьями снега, становились невтерпеж, он быстро поворачи­ вался, поднимал сучковатый кулак в небо и, потрясая им, мычал: — Ы-ы. Оть... у... к небо. На языке Евани это значило. — Вот ударю и умрешь, уйдешь на небо. Ребята с визгом отбегали в стороны и еще с большим рвением принимались снова изводить идиота. Они отлично знали, что за всю свою жизнь Еваня никого ни разу не ударил и их только нугает мычаньем и кулаками. На вечорку Еваню парни не, впускали, и он с вечера и до петухов, в зимние треску­ чие морозы, простаивал в снегу под окнами. Хозяева на утро видели, что снег под ногами Евани протаивал до земли. — Угоден дурак вооподу,— твердим про него черновушанские старики и стару­ хи,— а вот дайробуй-ка ты бооой да в одной посвошшце в мороз на улицу сунуться, а у него руки и ноги, .как жар горят. И быть бы Еване, безоговорочно признанному всей Че.рновушкой, святым правед­ ником, посланным: на землю «грешные спасти», если бы не чрезмерная похоть, мучившая его ежечасно. Неутолимая похоть чувствовалась во всей его огромной фигуре, от изогну­ тых грязных пальцев на руках, до конвульсивно двигавшегося живота при малейшем по­ воде к возбуждению. — За блуд, за ве^шкие людские грехи, беса воеподь самово что ни на есть пога­ ного вселил в Еваню. И бес этот мучает его каждочасно, на позорище и в назидание, всем истекает плоть Евани на непотребные и по ногам его, даже и на песок земный,— так определил поп Амос, в одной из своих бесед с черновушанцами половую разнузданность идиота. Много огорчений и бед причинил Еваня черновушанцам, за что и били его ребята и мужики нещадно.