Сибирские огни, 1929, № 2

— Скрываешь ты что-то от .теня Селифон, не вижу что ль я, подменили тебя на промысле, домой вчера еще вернулся, вести о себе не дал. И седня ненароком встрети­ лись. Не рано ли, парень, блажь-то на себя напускать стал, думаешь, до сердца девки- ного руками дотронулся, так и подергивать можно? В тревоге Марины, в ревнивой строгости ее ело» увидел Селифон, какими крепки­ ми канатами скручены они и оттого так волнующе радостно стало сразу. — Все, все расскажу после, не сейчас только, Маринушка моя. Так ведь все это, ерунда, старики шеперятся,—-врал уже совершенно успокоенный Селифон. — Ну, да уломаю, не думай об этом. Заморозил я тебя совсем. Беги домой, а у Миронихи в тепле наговоримся. Приходи же. Марина посмотрела, в глаза Селифону. В темноте ей показалось, что он отвел их в сторону. Выпятили лрудь свою мохнатую трущебные леса. Сердито фыркают, злобно пенясь, горные реки. Чарусы бездонные, канканами раскинувшиеся на обманчивых зеленях лу­ говин, смрадно вздыхают черной пучиной, оберегая такую же бездонную темь кержацко­ го быта. Самая окраинная из алтайских деревень— Черновушка. Двести верст до нее от во­ лости. От царских законов да от церковного ‘притеснения давненько еще спрятались в этом углу поборники двушерстного знамени. Но как ни прятались, а «бесовские зло- казненные соблазны» и «советские, еже от антихриста и пятиглавого дракона, опутав­ шего землю россейскую» новшества! невидимо просачивались в Черновушку. Просочив­ шись же, крушат медленно, но верно, одну «духовную крепость» за другой. — Соломинкой голову снимают, но молодняку бьют, н молодяжник уж не тот по­ шел, в вере хлипкой, к табашникам и бритоусцам {гадкой. А особенно с приезду в де­ ревню чертушки-кошгуниста-то этого, все вверх дном пошло, хучь беги. Известно, беса тешить куда легче, чем о душе и древлем благочестии радеть. Не всякую девку строгие черновушанекие отцы и матери к Виринеи Миронихе на «посиделки» отпускали. Вдовий дом ее на окраине деревни не цвел доброй славой. —- Безотказная головушка, всей деревне мамка ласковая, гулена толстозадая, нспросука сученская,— поносили ее ядовито пламенные бабьи языки. — Ни один мужик черновушанский не ушел в пьяном ли, в трезвом ли виде от Миронихи— такова притягательность жирных мясов Виринеи, такова ненасытная буй­ ность тела оорокалетней мордатой вдовицы. «На меру ставшие отцы», пострадавшие матери, как от огня, берегли девок от ее влияния. У строгого отца .лучше и не просись девка на вечорку иль посиделку к Мирони­ хе. Обманом да хитростью только и украдешься. Зато парни и девки нигде веселей не справляли зимних своих сборищ, нигде до упаду не наплясывались и в игры не наигрывались, как у разудалой толстухи Виринеи. Никто не заставлял У нее девок, в угоду старикам, петь духовные стихиры, как это частенько случалось в крепких кержацких домах. Никто слова не скажет, если кто пива выпьет и папироску (правда, тайком от родителей своих) у Виринеи выкурит. А закури у кого другого в избе, да. тут if зубов не соберешь. Чужой старик или старуха морду на сторону своротит и просить не. с кого будет. Зато каждый здесь себя большим и полноправным чувствует, зато стоном стонет иол и стены колятся от молодого безудержного веселья. От вечерней до утренней зари, ьак один короткий час, пролетает время под кривым скобленым потолком гостеприимно- ■о, видавшие разные виды, пятистенника. Миронихи. Селифошка шел медленно, изредка встряхивая головою, словно освобождаясь от ■яжести дедкиных слов. ^Ты,— говорит,— внучек любимый и парень разумный, ну, скажи, будет ли у ■ 1 ‘"и с ней счастье, если без духовного и божеского Йлагословешш, с мирской сквернавкой "1мчными узами себя свяжешь. Нет тебе от меня на это согласия, как хошь, внучек. Не