Сибирские огни, 1929, № 2
скочида дымчатая собака и с визгом и даем метнулась вниз по увалу. Селифона охва тило пьянящее чувство опасности. — Винтовку давай, мою заряди на бегу. Айда в камни. Отбиваться будем. На бегу Селифон взглянул на гриву и увидел, как у низкорослого кедра бился человек, корчась и взметывая ногами пушистый снег. Когда, сплывая поминутно вниз вместе со снегом, Селифон взобрался на пер вую скалистую гряду белка и глянул вниз, у темной кромки кедровника заметил он казавшихся с двухмесячных щенков собак и осторожно высунувшихся из лесу две фигуры в длинных, почти до полу шубах. — Хватайся за винтовку!— крикнул он обессилевшему Тишке. — Калмыки сзади. Тишка, ухватившись за ствол, вскочил на камни и плюхнулся за них в мягкий снег. Один из стоявших и указывающих в их сторону рукой, припал на колено и выстрелил. Пуля далеко внизу взбусила снег. — Не доплюнул!— обрадованно крикнул Тишка. Под’ем был опасен и крут. Селифон и Тишка часто сползали вниз, часто обхо дили каменные россыпи и медленно подвигались вперед. В торопливом под’еме, в воз можности ежеминутной гибели под оплывиной снега, Селифошка не думал об убитом калмыке и только что миновавшей опасности, но лишь только садились они где-либо на залавке передохнуть, скорченная фигура плевавшегося кровью человека, появля лась перед глазами. в — Не убей я его, меня бы он убил,— пытался оторвать присосавшегося к серд цу червяка. — Лет тридцати не больше, черноусый, може ранил только, да ведь и он меня ранил.— И тут только Селифон вспомнил 'про саднившее плечо. Он распоясался и снял азям. Тишка завернул заскорублую от засохшей крови рубаху и, с усилием отдирая, тянул, точно приклеившуюся к ране посконницу. Селифон стиснул зубы, в глазах у него запрыгали «зайчики». Выходное отверстие было больше и из него сгустками текла кровь, сбегая по спине, быстро свертывающимися ручейками. — Ишь ты, как напарием провернул. Рукавом от запасной рубахи Тишка перевязал плечо Селифону. Азям на плече, топорщился, лямки от сумки вгрызались уходящей в самое нутро болью. — Долит и в пот кидает, крови, должно быть, утекло подходяще. Шли озираясь, ожидая погони. «В покать» с белка бежали ходко, ни одним словом не обмолвившись в дороге. К Семенке теперь и вовсе не с руки. Ночевать у огня доведется. Тишка, в стра хе сознавшийся в убийстве калмыка, радовался и тому, что увильнул от заглянув шей в глаза смерти и что Селифошка тоже «вымазался» в крови. — Кадмыка-то и он убил. Как не верти, а хвост и у него замаран и рот зама ян , а собольки-то у меня и на-ко в<5т, выкуси. Чтобы я эдаку муку перенес да с то- 0011 П0Дедился, да не ной моя косточка во сырой земле. Селифон, словно угадывая его мысли, сказал: — 1ы убил из жадности, я убил, отбиваясь, но тоже убил, смотри же Тишка, ' вязало нас с тобой это убийство, не сболтни где— себя сгноишь в остроге и меня посадишь. — Маленького нашел— учи еще. — Попользовадся-то чем? Трубкой да кисетом с табаком и те бросил,— осклабился Тишка. Видишь ты сто;' Т° какое вышло— убить-то хоть и убил я иво, а он и старый-престарый и пу- / Как РеДька червивая, оказался. Скажи вот ни синь пороха при нем, рубахи оись и той не было.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2