Сибирские огни, 1929, № 2
Связка беличьих шкурок увеличивалась с каждым днем. Потихоньку от Селифо на «читавший белку Тишка знал, что перевалило за пятую сотню. От ежедневного не досыпанья осунулись оба. С каждым днем уходить приходилось все дальше и дальше— вблизи белка подбилась, припасы приходили к концу— близилось дело к выходу из тайги. Селифсв все чаще и чаще стал вспоминать о Марине и каждую ночь видел ее во сне. — Э-ы-ы-й, да хо-ро-ша винтовка у Саркая-а-а. Э-ы-ы-й, да и удалый мо-ло- дец Саркай-иий. Но эх да-а лучше всех на свете э-ге-гей, красавица Шууры из Актела, эге-гей, да из Автела эй. Саркай зажмурил глаза, поднял голову к небу и заливистым, молодым голосом, дрожащим на высоких нотах, как любовный призыв марала, выкрикивал: — Э-эге-гей, да Шу-уры, да Шу-уры-ы-ы, эй, эй. Ставивший на колонковой «сбежве» капкан Тишка вдрогнул при первых звуках долетевшей до него калмыцкой песни, торопливо «дернул: с плеч винтовку, ощупал затрясшимися пальцами пистон. — Вот-то бы бох послал в капканчик. Вот-то бы клюнуло,— вихрем закружи лись в голове острые, бросившие в жар мысли. — Да эдакого-то случаю век ждать— не дождешься, падь, что твоя могила, дела к ночи, с промысла завтра уходим. Суховы с этого жить начали, Гореловы тоже, ска зывают... Абрамка хвастался, икряный бы только... Калмык, что вша, нехрксь, только бы икряный. Восподи, только бы... избу новую, лошадь бы, женился бы... Захотелось как можно скорей и как можно крепче ухватиться за -это, лезущее в руки «счастье». — Вот оно, раз! и бери его, да ведь это любому мужику... Да отсеки ту руку по локоть, котора к себе не волокет. Только спрятать подальше от всех, от Седифошки даже... С какой стати Селифошве, ишь ты, пусь-ко сам, сам пусть попробует. В голо ву— не пикнет. А главное— ладь и ни одной, ни одной живой души и никто и никогда... С Тишкой, вынырнувшим из-под увала, Саркай столкнулся носом к носу. От не ожиданности Саркай захлебнулся и оборвал песню. — Езень! — Здравствуй! Коренастый низкорослый Саркай свернул в сторону и в широкую улыбку распу стил скуластое лицо. — Ой-пой-пой орус, спугал Саркай, мидметь да не пугал, ты да пугал ,— и Сар нам весело рассмеялся, -сверкая желтыми зубами. — Откуда?— срывающимся, перегорелым от волнения голосом спросил Тишка, натягивая на лицо улыбку. — И-их, соболь ганял-ганял, насилу догнал, соболь да китрый, мой да китрый. — А-а,— снова через силу улыбнулся Тишка. — Тобариш меня терял, три ден гонял, собак пропал, сам птбко бристал, дру гой соболь стрилял,— еще громче засмеялся довольный своей удачей Саркай. Узенькие глаза сияли беспредельной радостью. Саркай достал «камзу», набил ее вонючим, зеленоватьш табаком, достал крысало и высек искру. Трут завонял, Саркай засопел, вынул камзу и ловко сплюнул. Желтова то-кирпичное лицо его в кольцах синеватого дыма приняло сосредоточенно-серьез ный вид. — Шей будешь? Тишка взглянул на пазуху Саркая, на открытый воротник замызганной шубен ки, на видневшееся оттуда грязное тело и ничего не сказал. Сизо-вороные соболя, мягкие, в горсть зажмешь— двести рублей за каждого... за пазухой, наверно... По лицу Саркая мелькнула тень, узкие глаза расширились. Сар-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2