Сибирские огни, 1929, № 2

— Сомни меня, сломай меля, Селифоша, Селифон чувствовал, как бьется ее сердце. — Тут кто-то есть, слышишь, цалуются. Селифон и Маринка, вдрогнули и еще теснее прижались друг к другу. Селифону хотелось дурачиться, смеяться громко, на весь лес крикнуть, чтоб горы раскололись, чтоб не только люди, но и зверье чувствовало его радость. Он приставил ладони к губам и густым, по-звериному мощным голосом загоготал: — Го-го-'го-го-го! — О-о-о-о,— подхватило ршскатистое эхо. Марина и Селифон услышали, как вблизи их испуганно сорвались двое и, ил- тыкаясь на деревья, с криком бросились на полянку. Пляска на полянке смокла и с полянки стремительно иротопотали ребятишки, а за ними и взвизгивавшие девки. Селифон стал на четвереньки и, подражая медведю, взревел низким рокочущим басом, постепенно переходящим в озлобленный лошадинный визг. Ерик его был так дик, что у Маринки мурашки пробежали по телу. — Будет, перепугал на смерть, ме>дведушка ты мой. В деревне залились собаки, лес стонал, лаял стоголосыми отзвуками. —- Эх, Маринушка, душа поет! НА ПРОМЫСЕЛ Широко распахнув азям, навстречу верховой потяге, с выбившейся из-под шай­ ки прядью волос, шагает Селифон, не чувствуя полуторапудовой заплечницы. Узкие, голубеющие следы лыжницы бегут за ним упрямо холодными лентами. — Нажимай'.— оборачиваясь, кричит Селифон.— Нажимай! У насеки Амоса Кар- пыча отдохнем! , Тишка торопливо дергает лыжами, торопливо хватает широко открытым ртом воздух, выбиваясь из последних сил, готовой лыжней заХелифоном. Тишку душит зло­ ба на тяжелую сумку, на болтающееся за спиной ружье, на тяжелые неходкие лыжи п на длинную широкую спину легко бегущего Селифона. — Эко прет, эко прет, сатана черная, и куда только торопится человек, эдак и задохнуться можно. А когда, скатившись в тихий узкий лог, нагнал присевшего у пасечной избушки Селифона и взглянул на возбужденное ходьбой лицо товарища, понял, что Селифон сел отдыхать ради него и что он мог бы пройти еще столько же. - Скажи на милость и сколь же неходки лыжи, кандалы, а не лыжи, сгор бы им,— срывал гнев на лыжах Тишка. В пади было так тихо, что стоявшие вокруг пихты, точно обсахаренные, никли под хлопьями густо осевшей на них кухты, голубеюще искрился мягкий снег, искле­ ванный падавшими с пихт комьями. Селифон, гладя на ямки в снегу, так похожие на следы зверя, задумался: «хо­ рошо бы попасть на белку, а что, если Тишка наврал». — Не обдурил тебя странник-то твой, Тихон, может, так наболтал— «невпро­ ворот», а ее и посмотреть нет? Тишка, жевавший калач, мыкнул и еще проворней по-ребячьи задвигал отдув- ишмпся щеками. Нос его и мелкое прыщеватое лицо были в муке. Селифону Тишка по­ казался маленьким и жалким. «Курносенок, правду говорил дедка, где же ему по-на­ стоящему промышлять. — Ну, Тихон, переобувайся, коли натер ноги, да становись на мои лыжи, пойдем, надо к ночи полдороги сделать. Хошь-не хошь, а до Семенкиной избушки добиваться придется. Тишка долго развязывал подвязки, долго отминал портянки и, наконец, обув­ шись, встал на Селифоновы лыжи, показавшиеся ему вначале необычайно легкими и