Сибирские огни, 1929, № 2

— Навыворот все как-то у них,— определял он по Марине всех баб. Удалый, сообразительный Селифон робел и терялся не только в пристутствии на­ смешливой Марины, но даже и один-на-один со своими мыслями о ней. Посмотрит она на него, сдвинет 'брови, и Селифошка похолодеет весь и на голо­ ву ниже сделается. До сих пор он, в течение года не спускавший с нее глаз, не думав­ ший ни о ком, кроме нее, только раз, один только раз поцеловал ее в красные, пахну­ щие цветущим шалфеем, губы. — Родной ты мой,— не сказала, а простонала она и только одну минутку была к его власти, в его крепких руках. Потом сердито посмотрела, на него, расхототалась и как шильями -поисколола всего. — Ты, Селифошка, целуешь меня, Марину.— И она, вывернувшись, плюнула в его сторону. Отец Марины, столяр, токарь по дереву и тонкий резчик иконостасов, был чело­ век с «золотыми руками». Он отделывал дома, украшал замысловатой резьбой ворота, коньки крыш, раскрашивал яркими цветами кержацкие наличники у окон и был боль­ шой мастер делать рамочные ульи. «Штаныелав Матвеич», как величали его кержаки, в Черновушку перебрался год тому назад. В Черновушке же все кержаки природные пчеловоды. Долго крепились чернушанцы, отбивались от уговариваний инструктора пче­ ловода. — Оно, конешно, отчо бы ни так, известно, испыток— не убыток, но опять же со­ мненье берет, Поликарп Авдеич, как ее божью угодницу, из насиженной-то и воспо- дом определенной дуплянки в совецку посудину пересаживать— не перевелась бы вконец. Ну, вот хотя бы и до меня доводись: да посади ты меня, человека таежного, избяного, в мазаную хохлацкую хату или в каменный городской дом, да я там и еды лишусь, не токомы-што,— возражали черяоушанцы. Но три да пять пудов меду « одного улья, вместо обычных тридцати фунтов с колоды, на что всегда налегал упрямый пчеловод, иораешатали ревнителей «по-ста- рнне», и они потихоньку, один за одним начали «опробовывать» ]>амочные посудины. Крадучись, на пасеку первым завел ульи «духовный пастырь»— устав­ щик Амос Карпыч. Он выставил их на отмете, тщательно замаскировав багульником. Доведавшийся на пасеку к Амосу Карпычу" по-соседски сват его Бпифан Курно- . сов опытным глазом узрил хитрость отца духовного и, не говаря ни слова, соседу, от­ правился в село Ключи, где в это время работал ульи Станислав Матвеич. С тех пор Станиславу Матвеичу впору хоть разорваться. По тридцать фунтов да 110 нуду меду стали платить за Дадановский улей, только делай. В Черновушке Станислав Матвеич осел крепко и семью свою из пригородного села привез. Дед послал Селифона. к Станиславу Матвеевичу просить, чтобы тот пришел ’ к ним поговорить насчет поделки ульев. Дед Агафон не хотел сам итти к табашнику- плотнику. Дело было под вечер. Бабы уже шли доить коров. Станислав Матвеич жил в то время у наставника, Амоса Карпыча, в отдельном пятистеннике. Плотник с семьей ужи­ нал, когда Селифон, согнувшись в дверях, переступил порог. Выпрямиться у порога он не мог— над головой были полати. Селифон шагнул на средину избы, снял шапку и, широко крестясь на угол, * большими в киотах иконами и кланяясь, невольно взгля­ нул на Маринку. Марина не смогла сдержать улыбки, гладя на суетливые движения «одыного Селифона. На мгновенье Селифону показалось, что каким-то чудом из-за стекленного киота глядевшие на него большие скорбные глаза богородицы заулыба­ юсь, сошли со своего места и теперь уже смеются над ним, прячась за самовар. Селифон не выдержал, не окончил молитвы и," как занес руку, сложенную ще­ потью для того, чтобы в последний раз перекрестить лоб, так и повернулся к хозяевам, низко поклонился.