Сибирские огни, 1929, № 2
ночь в тайгу, первый заламывал срубленной пихтой чело берлоги, первый с любого вру- тива пускался на ходких лыжах. — Ты чо гувдишь там,— повернувшись к нему, спросил дед Агафон. — Не перегрелось бы мотри, говорю, пора поди? — Сопляк,— и Агафон даже сплюнул, отвернувшись к горну. Он стал шуровать в углях, потом захватил огромной ладонью, с мозолистыми толстыми пальцами, горсть песку из стоявшего у горна ящичка и, развернув угля, сердито стад бросать им в силь но зарумянившуюся штангу. — Востры каки пошли подсоски: «не перегрелось 'бы, не перегрелось»,— пе редразнивая Селифошку, в'орчал дед, уязвленный в самое чувствительное место. — Щенок. Он, Агафон Абаддуев, первый, можно сказать, кузнец по всей Черновинской ок руге, его медвежьи железы— не железы, а огонь, ногтем попадет зверь и то сдохнет. На его, Агафоновы капканы от зависти зубы пос’ели зверовики и не одну ловушку скра ли, а он— «не перегрелось бы». Агафон схватил самыми толстыми клещами пудовую штангу, точно 'баба сковородку из печки, кинул ее на наковальню и не своим голосом крикнул: — Бей! Селифошка стремительно нагнулся, поднял полупудовый молот и, окинув глазом железо, точно прицелившись, ударил с такой силой по вспухшему и брызжущему искра ми металлу, что с потолка земля посыпалась. Дед в-перебор, как под музыку, ударив раз правилкой по штанге, тихонько уд&- рял под ряд два раза по звеневшей наковальне. Тотчас же молот Селифошки вновь па дал и с каждым ударом плющил послушную, точно круто замешанное тесто, штангу. — Ать, а.ть ,— вырывалось из груди Селифошки с ударом молота. По красному лицу его каплями .оползал пот, холщешая рубаха при каждом наклоне прилипала к пле чам, в ушах звенело от грома молотов, а багровое брызтающееся железо все более и более ожесточало Селифошку. —- Матушка,— после каждого удара по железу, начал выкрикивать Агафон,— пресвята богородица, сошли-ка любимого «вово апостола архандеда Михаила на коне сивом, на черногривом, рабам твоим— Агафону да Селифону— капкан ковати помога/ги. — Будет. Остыло,— глядя на малиновое, все более и более кубовеющее железо, сформованное в три пальца шириною и заполуваленное с боков, остановил Агафон моло тобойца. — Дуй удалей!— засунув другим кондом в горы выставившееся железо, совсем молодо крикнул дед. В пылу ковки, в любимом гуле молотов у Агафона точно крылья вырастали и все обиды при первой же запалке 'бесследно проходили. — Э, штоб тебя зайцы залягали, да и ловкач же ты, Селифошка, с молотом, в меня издался,— широко, совсем якндетекп улыбнулся дед, глядя на кланяющегося Се- лифона. — Ну, брат,— пособит бог— такой каиканище завернем— на сорок сороков зве рей хватит, ни об утес зверю расхлеснуть, ни зубом, ни напильником не ухватишь, за всю жисть такой один раз мне капкан по молодости еще издавался, с тридцать первым зверем в реке, в порогах утонуло железо. Уж на что же.крепко было. Почитай, в чере шок от молота толщины дуги были поставлены, но после одного зверя, как изжавал ровно кто иво, так избутцкал об камни. — Пристал, поди, Селифон. Дай покачаю. — Окажет тоже, пристал, маленького нашел,— огрызнулся Селифошка. Дед сно ва стал посаливать песком железо, отчего оно тотчас же пузырилось и шелушилось зо лотыми тонкими пленками. — Эх, и ночка, же задалась для нас с тобой— черна да тиха.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2