Сибирские огни, 1929, № 2

9ти ключи но достать, ни колдуну, ни колдунице, ни еретику, ни еретице, ни черному п не черепному. Как месяцу высокому в небе путь ясен и широк, так чтоб и нам злой дух не стал бы поперек залезы имучие, капканы поронные в нощл ковати. Будьте же залезы мои кованные крепки, как слова мои лепки, крепче каменя и вострей ножа, вострей сабли турецкой, вострей шила бергумецкого. Аминь. — Аминь,— захлебываясь, вторит Селифошка. Второй раз пошло быстрей и согласней и только на святых ключах чуть сбился Селифон. Зато в третий и последний раз п начали, и кончили молитву слово в слово, у Селифона даже в горле запершило. Дед Агафон, а за ним и Селифонгка шагнули в черную, пропахшую копотью и окисью ржавого железа утробу кузницы. Селифошка, повернувшись, тотчас же закинул дверь на крюк. В желтом свете, спички разинутой пастью глянул выкопанный в глинистой стене яра горн. Жировик затрещал, забрызгался синеватыми искорками и сразу же завонял барсучьим салом. Дед Агафон поставил огонь на. наковальню и, захватив деревянной лопатой березовый уголь, кинул его в горн. Пламя жировика закачалось и запрыгало тенями по бороде и суровому лицу деда, — Раздувай со восподом,— положив в горн затеплившийся от жировика уголь, твердо оказал дед. Селифон рванул за обмызганную, сучковатую от узлов веревку, и мех пыхнул, как корова, об’евшаяся мякины. Мелкие угли >с треском взлетели над горном. В куз­ нице стало светло. — Ну, Селифон, качай без передыху. Дед клещами раздвинул на две половины пыхнувшее пламя углей, сунул в са­ мую середину жара огромную железную штангу, обложенную вокруг тонкими сталь­ ными прутьями и обмотанную проволокой. — Глубже качай, да не части, на полный мех бери. Грейся давай, бласловлс- на,— и Агафон любовно завернул железо в огненное покрывало, навалив сверху гору новых углей. Селифошке тотчас же стало .жарко, одной рукой он развязал опояску и сбросил армяк в угол, на гору железной ломи. Таинственное, напряженно-торжественное на­ строенно деда передалось и ему. Глядя вокруг 'большими навыкат глазами, Селифошка не узнавал ни кузницы, ни деда, Все точно «жило и притаилось и вот-вот заговорит че­ ловечьим голосом. Натягивая и -опуская веревку хрипевшего, вздыхавшего я насвисты­ вавшего во все щели меха, Селифошка сам все время кланялся, точно в часовне на «метанья»*). Кланяясь, он пристально глядел на стоявшую посредине старую изби­ тую, со щербиной на носу, наковальню. На одно мгновенье ему показалось, что нако­ вальня так же, как и он, стала клевать острым носом на тяжелом постанове, равномер­ но подкидывая широкий зад свой. Селифошка даже, зажмурился от неожиданности и ко­ гда взглянул опять на наковольню, то она спокойно, как ни в чем не бывало, стояла вытянувши шею и нос. — Эк, чо померековатся, скажи ты,— подумал он и как только опять уставился на наковальню и потянул веревку вниз, наковальня снова подпрыгнула, точно лягуш­ ка, приподняв зад и растянув в такую кислую улыбку свою щербину, что Селифон не смог сдержаться и опять закрыл глаза. — Блажнит, язви ее,— И в это же время к хрипах меха ухо его явственно уло­ вило: «Шлшигу берегись, шишйгу берегись». Селифошка оглянулся на мех, но мех уже снова хрипел и пыхал, ка;, следует. - Пужлпвого и испугать могут,— 'вполголоса сказал Селифон и по тому, сказал он это, почувствовал, что струсил и ему стало стыдно. Трусости Селифон всегда стыдился п потому внимательно следил за собой— не трусит ли. Шел он ночь в нол- *) На поклонах.