Сибирские огни, 1929, № 2

нятные шорохи летели к ней, и она «е могла заснуть. Казалось, сейчас влетит в комна­ ту кто-то черный и холодный, закроет лицо ее можрым крылом и придавит так, что не пошевелишься. Она сделала попытку сесть на кровати, но не могла: спину ее 'будто про­ ткнули холодным прутом, не позволяющим шевелиться. Боль расслабляла тело. Закрывала глаза руками и затыкала уши пальцами, чтобы не слышать ничего, дышала чаще и глубже, уверяя себя: — Сейчас усну. Рядом с ее грудью тоненьким голоском запищал ребенок. Прижала его к себе и сунула ему сосок горячей груди. Потянула на себя тулуп, лежавший поверх одеяла, за­ крыла лицо и угол овчинной лолы подоткнула под голову. Глубокий сон незаметно и так быстро овладел ею, что, казалось, не погрузилась она в него, а стремительно нырнула, скрываясь от пугающих дум. Ночная темнота качнулась и начала сжиматься, отступая в дальний угол. По­ трескивая, горели дрова, свет вырывался из печи, занимая половину комнаты. От не- лодвижной и сутулой ф и гуры женщины на широкую лавку и крашенную стену ложилась неуклюжая тень. На коленях сидел ребенок и хлопал ручонками, когда мать грела его мягкие й красные ножки. Ночь постукивала ставнями окон, шумела мокрым подолом черной юбки своей. По комнате полз легкий шорох, но женщина не замечала его: она со­ средоточенно думала об отце ребенка, вспоминая черты лица и сравнивая их с пухлень­ ким личиком сына. — Глаза— его, нос тоже. Мужичонко хотя и дурак из дураков, а сразу догадается, что не от него. Дрова, разгорались, печь дышала жаром, обливала им голую грудь и открытый лоб. По спине катились теплые ручейки пота, смачивали прилипавшую к телу рубашку из тонкого 'беленого холста. Махнула рукой, сбрасывая тулуп, нажинутш на. плечи, на­ валилась на спияку стула.. Она слышала чьи-то тяжелые шаги под окном, представляла себе, как разлетают­ ся из-под ног крупные брызги грязи. Когда скрипнул стаюень и по стеклу застучали дождевые капли, хотела повернуться, чтобы посмотреть в лицо того, кто глядел (она чувствовала этот взгляд) на ее спину, но не решалась на это, зная, что ни один сустав ее не пошевелится: размякшее, тело отказывалось двигаться, со всех сторон давила на него такая сила, что она чувствовала невозможность сопротивления ей. Вопрос о том, кто там под окном пронесся с поразительной быстротой, не оставив следа: голова ее была занята исключительно думами о ребенке и о его отце. Почему-то она 'была уверена, что— это не муж, но не поинтересовалась, кто так же осторожно ’прикрыл ставень и вложил в круглую дыру в косяке железный засов. В печи погас огонь. Окна оставались закрытыми, но в комнате было светло. Источ­ ник света не интересовал ее: она попрежнему так же неподвижно полулежала на широ­ ком стуле. Ребенок прыгал рядом и теребил за рукав; голосок его переливался: — Мамка. Мамка. Мы и одни проживем? Он нам не нужен? — Проживем,— отвечала она.— Мир не ’без добрых людей. Ничтожнейшей частицей сознания чувствовала., что остановилось время. У ее ко­ леней стоял трехлетий мальчик, печь дышала холодом, а за окном хлюпала все еще та *е ночь, мокрая и холодная. Ее не удивило это. Казалось, что в прошлом нет ничего, все совершается сейчас: она ’бегает девочкой, выходит замуж, родит сына и ласкает'его, стоящего рядом: терялись грани между событиями. ^^ Ветер с треском распахнул ставень, выломил стекла и ворвался в комнату, катая 0 полу крупные градины. По телу пробежала холодная струя, рука искала край тулупа. Гром стукнул где-то близко и так сильно, что звякнули стекла, а. по земле прока­ лен гул, казалось, на толстую чугунную сваю упал огромнейший камень, отскочил от и, проваливаясь сквозь землю, укатился в неизвестность. Агриппина проснулась,