Сибирские огни, 1929, № 2

нашел такого дня. Теперь он узнал. что пряники и конфеты нагонялись даже из раз­ говора не только потому, что они «окроплены мирским попом и есть их грешно», но и потому, что на покупку их требовались деньги. Вспомнилось и то письмо, которое на фронте получил от жены. «За два года свекор не купил мне ни одной обновки. Хожу в старых ремках и холстяном. Продали жуделю и то мне ничего не купили»,— сообщала она тогда. И Ефиму захотелось причинить старику ■боль. — Скопидом дурацкий! Кащей. Голодом сидел, а деныи копил. Машины поку­ пать не хотел, жрал, что денег нет. Он порвал шерстяную ниточку, растряс по ладони деньги и, размахнувшись, бросил их на грудь Гурьяна. Шуршащие бумажки темно-синими и розовыми пятнами легли на пол. Амос и Гриша одновременно посмотрели на них, в глаза друг другу, как бы для того, чтобы узнать, что будет делать брат, так сосредоточенно смотревший на деньги, и опередить его. Ясно осознав свое желание, увидев жадный блеск в глазах младшего брата, Амос громко закашлял, чтобы чем-либо заполнить время и казаться спокойнее. Хотя он не хотел этого и говорил себе, что шгвоща не поступит так, он, не желая быть последним, поднял глаза и посмотрел в лицо сродного брата. Ефим брезгли­ во улыбнулся. — Бери, бери... Амос нагнулся медленно, чтобы показать, что ему совершенно безразлично, со­ бирать или не собирать деньги, и что он делает даже услугу Ефиму, собирая их, но спокойно взял он только первую бумажку, все же остальные торопливо хватал, посмат­ ривая на Гришу, вертевшегося около него и рвавшего бумажки из-под рук. Гурьян сомкнул веки усталых глаз и отошел к кровати, повернулся лицом к стене. Ефим стоял с засунутыми в карманы руками и смотрел на братьев так же, как смотрит человек на людей, беспомощно барахтающихся в реке-, уверившись, что не­ мощь бесполезна и люди не выберутся из воды, он оставался безучастным наблюда­ телем, интересующемся всем, что ново. Он хотел и не мог улыбнуться, почувствовав на сердце неприятный осадок, будто свежую раиу посыпали солью. Он вьппел, торопливо захлопнув за собою дверь, будто прячась от чьего-то стыдящего взгляда. — Жадные, возьми их лешак, как поповы собаки на кости... Неделя прошла в собраниях и спорах об участке земли для выселка, который Амос решил основать в верховьях Скакунки, в лесистой местности, которую называли Чащей. На собрании выселенцев говорили, что надо просить у общества Пологую гри­ ву. Амос возражал против этого: / — Зря затеваете, старики,— говорил он,— хотя среди выселяющихся не было ни одного старика.— Общество не согласится. Тогда им на дальние пашни придется ездить через нашу поскотину. Подальше от деревни-то вольготнее: всяка собака не забежит. — Знамо, к Дальней гриве выезжать надо,— сказал Сидор, давно поговаривав­ ший о выселении в Чащу.— В Чащу отпустят и то хорошо. Сомнения оправдались: мужики долго не соглашались отпустить двадцать два домохозяина. — Мы живем же,, ну, и вы живите в деревне. — От общественных повинностей увильнуть хочут они. — Хорошие земли захватят, а нам чо останется? Ефим решил вмешаться: — Чертовщину городите. На веревки их не привяжете? Нет! На землю они имеют право? Имеют! Какой же может быть разговор. Они могут не спросить вас и выехать.