Сибирские огни, 1929, № 2

Она и в этом положении была красивой женщиной. — Конечно, правда. Старые ведьмы увидели, от их,не скроешь. Да. я и скры­ вать не буду. Зачем? Все-одно узнают. — Кто он?— Ефим, теряя равнодушие, подвинулся к ней. — Опять хочешь, чтобы я все про себя рассказала. Не интересно это. Левая1) сторона всегда хуже правой, некрасивее. Смотри такую, какая есть. — Мне хочется узнать. Как ты за Гришку лопала? Ты ему не пара. — Сама знаю. Если бы не это — не видать бы ему меня, как затылка своего. Подлецы все мужики.— Последнее она сказала с отвращением к виновнику этого. Опу­ стив голову на руки, погружалась в воспоминания. — Почему?— Ефим заметил, что желание рассказать теперь есть у нее. — Все-таки допытываешься.— Она выпрямилась и посмотрела в глаза его, ища к них ответа— простое это любопытство или соучастие близкого человека, Увидев по­ следнее, начала:— Слушай: обманул меня один учитель, Виктор Егорович Кудряшев. Больше года мы любовь с ним крутили, а окрутили нелюбовь. Говорил, что женится, а когда я «казала ему про это, он убежал. Говорят, видели его в городе, а после и из города подался кудагто. — Никуда не денется, рааыскать можно. — А зачем он мне? Что таскаться за ним буду, «приставать: возьми меня? На кой он мне сдался. На овятках ваши приехали, отец стал отдавать, а мне было все рав­ но, в какой хомут ни лезти. — Да-а. Вон каки дела-то,-— Ефим подвигался к ней по крашеной лавке. Агриппина замолчала, и в комнате, стало так тихо, что слышны были звуки ка­ пель, падающих из умывальника. Ночь покрывала окна черными занавесками. Ефим сейчас видел только глаза Агриппины, свешавшие двумя звездочками. Звездочки мерцали и, казалось, манили к себе. Он встал и, ступая носками сапогов на мягкие шерстяные половики, бросился к ней. По комнате покатился мелкий и сдержанный хохот довольной женщины. XIV. Весной братья, не дожидаясь, пока отец сложит с оеюя обязанности хозяина, раз­ делили имущество. Гурьян, сознавая, что происходящее сейчас неизбежно, против чего ни он, ни кто другой ничего сделать не в силах, овдел на завалинке и грустно смотрел на мокрую землю, часто моргая и сдерживая слезы обиды, холодным комом подкатив­ шейся к горлу. — Не делом занялись, детки,— ой!— не делом. Не пойдет на пользу, колл без отцовского благословения затеяли. Как разбойники... Но сыновья не слушали его. Амос ломал дудочки и складывал на ладонь. — Длинная— воронко, короткая— сивво, с расщепленным концом— булануха. с сучечком— игренько... Сарик ворчал, не слушая их: — Воронье... Какая домашность была, а все растащат, по ветру развеют. Дал же бог дураков таких.— В его мягком голосе не было н тени злости, а было только со­ жаление и покорность перед неприятной неизбежностью. Слезы жалости одолевали, и он щурился. Еще раз обругав сыновей дураками и, заговорив о крепкой домашности, он не мог больше оставаться тут, где его руками сколоченное хозяйство рвали на ча­ ста, кряхтя, поднялся с завалинки и пошел под гору. — Давно бы так. А то ноет, оидпт,— сказал Ефим. *) Левая сторона—изнанка.