Сибирские огни, 1929, № 2

— Чо надо, тятенька?— изменившимся голосом опроса она. — Нет, ты постой!:— Голос старика гремел, как железные обрубки в мешке, ко­ торый сильно тряхнули,— Ты чо делала? — Воров доила.— Она повернулась, подол серенького платья, подоткнутого в трех местах за пояс, колыхнулся в стороны мешками. — Знаю, что коров доила,— заглянул в вещи).— А пошто молока мало? Не про- доила? Агриппина, порывисто покачнувшись вперед, проскочила к воротца и захлопну­ ла их. — Продой идц!— кричал старик, топая ногой. — Продаивай сам, старый пес. Не лайся!— крикнула со злостью. Сарик бросился за ней, но тут же остановился. — Уф! Я те... Дармоеды, язви вас, все. Свекра слушать не хочешь?! Потопленные неприятной встречей думы о передаче старшинства по хозяйству старшему сыну снова выплыли на поверхность сознания. — Благословить Амоса придется... Вечером налил гарного мама в спинку фиолетовой птички с распростертыми крыльями, покачивающейся перед иконой, зажег фитиль и стал на молитву. Широко размахивал крестом и ударял им о лоб и плечи, часто и низко кланялся, поминая всех известных ему святых. Поджав руки, читал псалмы. Строчки псалтыря, быстро медь кая перед глазами, казалось, с треоком отлетали в сторону, а содержание много ра; ■штанной и наизусть заученной книге проходило мимо сознания, не оставляя в голове никакого отпечатка. Он думал в это время о том, что нужно теперь же просортировать семена и отобрать лучшие для полоски, на которой больше 'снега, но неприятные звуки остановили его: ему показалось, что огромнейший нож безостановочно и каждый раз на одинаковую толщину обсекает плаху, на которой он стоит, с каждым мгновением плаха эта становится все короче и короче и скоро обрушится в неизвестность. Гурьян вздрогнул. — С нами крестная сила. Придя в себя и подняв лестовку, он рявкнул так, что на аршин вперед улетели орызга слюны... — Часы бесовы. Повесил тут, чтоб ему «дохнуть... II опять начал громко и напористо: — Господа владыко живота моего... Господи владыко... Часто сбивался и повторял прочитанные уже места. В голове клубились думы: — Верно. Жизни все меньше и меньше остается... Скоро совсем, с плахой этой', хлопнуться придется. И так невыносимы были сейчас часы, упрямо напоминающие о прожитом и вы­ стукивающие резкие и мелкие звуки шагов времени. Покачиваясь, отошел от аналоя и дернул за медную цепочку; оборвав гирю, бросил ее под кровать. — Вот! А за плечами слышал шопот: — Брось. Махни рукой. Передай сыну. — А и верно, надо передать,— соглашался. — А деньги?— Боялся, что отказ от хозяйствования не доведет до добра. — А деньга?— повторил он, точно разговаривая с близким человеком, которо­ му все можно доверить.— Как же деяьги-то? — А сколько их у тебя? — Две тысячи семьсот восемьдесят? Нет. Две тысячи триста семьдесят? Тоже нет,— говорил Гурьян.— Забыл ведь. — Забыл, забыл,— позади, казалось, хохота! собеседник. Рука схватила холодный ключ, а вторая распутывала веревочку.