Сибирские огни, 1929, № 2

Каждый поэт, пользуясь различными ритмами, имеет свой излюбленный размер. Таким размером у Пушкина был, например, четырехстопный ямб, которым напи­ сан. «Евгений Онегин»; Некрасов предпочитал трехсложные размеры. Это явление совпадает с другим, взаимно с ним обусловливаясь: в определенный литературный период известные стихотворные размеры являются наиболее принятыми и при­ вычными. Эти размеры переживают ту же судьбу, что и все в мире: сначала они новы, необычны, вызывают протесты староверов; затем к ним привыкают, они до­ стигают высшего развития, начинают казаться чуть ли не единственно возможной формой поэзии; потом они начинают казаться устаревшими, и с ними вступают в борьбу новые, а бывшие новаторы становятся староверами, протестуют, говорят, что они не понимают новых стихов, что это не стихи, а рубленая капуста. В течение почти всего X IX века обычной формой русского стиха была тони­ ческая, основанная на правильном чередовании ударных и безударных слогов. В пределах этой формы было проявлено большое искусство. Чистые размеры, сме­ шанные, замена слога паузой, звуковой подбор гласных и согласных, рифмы внут­ ренние, составные и всякие другие — все было испробовано, и, повидимому, все возможности были исчерпаны. Раз пределы достигнуты, они превращаются в оковы. ' Старый ритм «автоматизировался», стал убаюкивающим и, благодаря этому, часто поглощает содержание. Всякий помнит, как читают стихи учащиеся: им почти невозможно вырваться из оков ритма, иногда обессмысливающего стихотворения. Вот, например: “ По реке несется, лодочка на ней. Песня раздается, все слышней, слышней. Или: О чем писать, восток и юг? Давно описаны — воспеты. Так читают стихи ученики и любители не из очень грамотных. Но и литера­ турно-образованному человеку трудно отделаться от распевания, В школьных хрестоматиях иногда печатают стихи не колонкой, а в виде прозаической статейки, в о : это не помогает. Если только «декламатор» поймал ритм — пиши пропало: он сейчас начнет распевать, и смысл, если не пропал, то затуманился. Первыми ощущают тесноту формы, разумеется, сами мастера этого дела — поэты. В поэзии происходит быстрый поворот к новой форме; в наше время такой поворот выразился в, так называемом, футуризме. Футуристы, эти «будущники», порвали, главным образом, со старой формой. В частности, тонический стих, по­ строенный на правильном чередовании ударных и безударных гласных, сменился таким, где ритм отсчитывается только ударениями, а безударные слоги в расчет не принимаются. Это, в сущности, сблизило ритм и смысл, во всяком случае, освобо­ дило смысл от о к о р ритма. Можно отрицать в том или ином произведении новой поэзии смысл, вернее, не хотеть его уловить, но нельзя его спрятать за напевом. Цепи старого ритма разорваны. В самом деле: Каждый дом — Не дом — пирог горячий. В каждом доме — Пир горой. Праздник Крылья раскорячил Над мужицким Скопленным добрбм. (Доронин. «Земля подшефная». «С. О.», 28, № 3). Утром матрос На вахту встал. Смотрит матрос — Борт ал. Накрепко приковал мороз К палубе человечий мозг. Через горы сочится Молочный рассвет, — «Капитан, арестованных в трюме нет!». (Ив. Молчанов (Сибирский) «Тридцать один». «С. О.», 28 г. № 5).